Игорь пододвинул стул вплотную, накрыл ладонью его руку и тихо сказал, наклонившись над самым ухом:

– Ваше место теперь не в этой стране, где над вами так издевались, а в Израиле: вам обеспечат там прекрасные условия: дадут квартиру, помогут материально, пока не найдете подходящую работу; вы сможете делать все, что хотите, соблюдать свою веру так, как считаете правильным. Вам нужно забрать с собой семью; если же вы не захотите там остаться, сможете сказать об этом без всяких опасений и уехать; а вот главное, чего от вас ждут: вы передадите это послание тем, в ком вы уверены; советские евреи должны знать, что есть страна, где они будут счастливы.

Дов Пинкус кивнул и продолжил пить чай маленькими глотками, поглядывая на Игоря.

– Я понимаю, это хорошие новости, но мне скоро стукнет сорок восемь, и я уже не так молод, чтобы пускаться в подобную авантюру; дети – другое дело, я подумаю об этом, посоветуюсь с женой, потому что здесь есть как плюсы, так и минусы. Вам надо поговорить с раввином Лубановым, к нему очень прислушиваются.

– Я виделся с ним, но он слишком стар, прошел через ужасные испытания, и он сказал мне, что его роль – защищать общину и что те, кто подаст заявления на выезд, подвергнутся репрессиям. Это будет нелегко.

– Я понимаю.

В пятницу, 2 июня, в девять утра Андрей стоял у дверей коммунальной квартиры, где жил Лев Перец. Не успел замолчать звонок, как дверь открыл мрачный мужчина лет шестидесяти.

– Это вы? Давайте выйдем.

Они быстро спустились по лестнице. На улице Перец украдкой осмотрелся и подошел к Игорю почти вплотную.

– Я знаю, кто вы и зачем пришли, но скажу вам только одно: я честный советский гражданин, я счастлив и горд тем, что живу в этой стране; я не собираюсь уезжать и не хочу вас слушать, а то, что вы собираетесь сказать, меня не интересует. Я прошу вас больше никогда не приходить ко мне.

– Вы ошибаетесь, я…

– А вы думали, мы польстимся на ваши посулы? Уходите немедленно, или я вызову милицию.

Андрей вернулся в гостиницу «Бристоль» и весь остаток дня переводил инструкцию по эксплуатации – он одолел тринадцать страниц, даже ни разу не заглянув в словарь. Ему было трудно перечитывать свой текст, и он сознавал, что в некоторых местах исказил смысл, но у него не оставалось времени на исправление. Нужно было двигаться вперед во что бы то ни стало. Встреча с Перецем взволновала его. Должно быть, тот расспросил раввина или Дова Пинкуса и принял его за провокатора. Миссия могла оказаться под угрозой.

В субботу, 3 июня Андрей пришел на службу в синагогу и очень удивился, увидев около сотни человек, которые стояли отдельными группами, кто на тротуаре, кто на проезжей части улицы, и тихо беседовали между собой, мешая движению машин. В палисаднике с криками и смехом бегали дети. В молельном зале люди стояли плотной толпой. Мужчины оборачивались на него и провожали взглядом. Неужели они узнали о его миссии? В конце концов он понял, что причиной их настойчивых взглядов была его одежда; по ней они догадывались, что этот человек приехал из-за границы. Он чувствовал исходящую от них угрозу: у них были замкнутые, враждебные, настороженные лица. Ему даже трудно было пробираться сквозь эту толпу.