Светлый фон

Виктор потребовал выдать ему дела еврейских и религиозных активистов и был поражен, когда служащий архива ответил, что у него нет доступа к этим документам. Ему бы насторожиться, уйти на время в тень, но он совершил ошибку, переоценив свои возможности. Он считал себя всемогущим, неуязвимым. Спустившись на четвертый этаж в Пятый отдел, занимавшийся наблюдением за религиозными организациями, он в довольно резкой форме потребовал у работника отдела выдать ему досье. Но этот ничтожный человечишко, вместо того чтобы взять под козырек, спокойно ответил: «У вас нет доступа». Виктор пригрозил ему наказанием, но тот был невозмутим; он позвонил куда-то, сообщил о запросе и, положив трубку, сказал: «Вас вызывает начальник».

Когда Виктор поднялся на восьмой этаж и вошел в кабинет Анатолия Лазарева, он сразу почувствовал: что-то не так. Анатолий, всегда такой приветливый, на этот раз не встал, чтобы пожать ему руку, а продолжал сидеть, листая документы.

– Садись, Виктор. И объясни мне, для чего тебе нужны эти дела.

– Мне нужно получить полное представление о ситуации, чтобы определить нашу политику.

– Твой отдел этим не занимается… И по нашим данным, за последние три месяца ты был в синагоге шесть раз.

– Мне нужно понять, что толкает евреев уезжать из нашей страны.

– Ну и как, понял?

Анатолий не спеша взял документ из лежавшей перед ним стопки.

– Ведь ты приходишь в синагогу, садишься в последнем ряду, после службы ни с кем не беседуешь и уезжаешь домой. Может, ты чувствуешь симпатию, какую-то общность с этими людьми? Все-таки у тебя еврейское происхождение.

– Ты же меня знаешь, я просто выполняю свою работу, стараюсь добыть как можно больше информации.

– Тогда что это такое?

Анатолий достал пачку черно-белых снимков и разложил их перед Виктором. Это были фотографии книг, которые тот уносил домой.

– Значит, ты читаешь каждый день страницу за страницей для повышения личной культуры? Или чтобы усовершенствовать свое религиозное образование? Я уж не говорю о твоем ходатайстве за дядю, Игоря Маркиша, израильского шпиона. Ты договорился об обмене со швейцарцами и американцами, а он отказался уезжать и был осужден, но ты присматривал за ним и потом добился, чтобы его сослали в мурманскую колонию номер пять, далеко не самую худшую. Если ты скажешь мне правду, Виктор, то избавишь нас всех от многих неприятностей.

Виктор молчал, даже не пытаясь придумать правдоподобное объяснение. Это был конец; он-то думал, что сможет ускользнуть от железных тисков этой машины, ведь он так хорошо ее знал; но ни одна, даже самая умная, самая хитрая мышь не может годами уворачиваться от кошачьих лап: рано или поздно кошка загонит ее в угол. Бесполезно все отрицать, уверять в своей невиновности. И теперь, когда его поймали, он почувствовал, что освободился от тяжкого груза; его бросило в жар – но не от страха, а от облегчения. Виктор вздохнул: он только что прошел сквозь зеркало, оказался по другую его сторону – теперь он мог не прятаться за отвратительной ширмой своего мундира, стать наконец самим собой.