В результате британские и французские налогоплательщики годами субсидировали коммерческий проект, которым в основном пользовались очень состоятельные пассажиры, поскольку плата за перелет на «Конкорде» была гораздо выше, чем на других самолетах на том же маршруте, но при этом все равно не покрывала расходов. В конце концов, когда «Конкорды» состарились, самолет сняли с производства, поскольку осознание колоссальной убыточности настолько распространилось, что стало крайне трудно (если не невозможно) получить поддержку общественности для увеличения государственных расходов на замену самолетов, которые никогда не отличались рентабельностью.

Хотя мы часто говорим о правительстве как о едином целом, оно не только разделено на различные конкурирующие группы, но и его состав со временем меняется. Люди, положившие конец дорогостоящему эксперименту «Конкорд», были уже не теми, кто его начал. Всегда проще признать чужие ошибки и приписать себе заслуги по их исправлению.

Напротив, на конкурентном рынке цена ошибок может быстро стать настолько высокой, что не останется другого выбора, кроме как их признать и изменить курс, пока на горизонте не замаячило банкротство. Поскольку день расплаты на рынке наступает раньше, чем для правительства, давление в частном секторе не только заставляет признавать ошибки, но и мешает их допускать. Когда в этих двух разных секторах делается какое-то предложение в отношении нового предприятия, предложение от государственных чиновников должно всего лишь убедить достаточное количество людей: его успешность обязана простираться в пределах временного горизонта, имеющего значение для этих лиц, — обычно до следующих выборов. А вот на конкурентном рынке предложение должно убедить тех, кто рискует собственными деньгами, поэтому у них есть все стимулы сначала подумать и оценить варианты будущего, а уже потом действовать.

Неудивительно, что эти два процесса в одних и тех же ситуациях могут привести к совершенно разным выводам. Когда рассматривался проект строительства туннеля под Ла-Маншем, по прогнозам британского и французского правительств, это была удачная инвестиция, по крайней мере так полагала достаточно большая доля населения обеих стран, и в результате проект оказался политически жизнеспособным. Между тем компании, занимавшиеся паромными переправами через Ла-Манш, очевидно, думали иначе, поскольку продолжали вкладывать деньги во все более крупные паромы, что стало бы финансовым самоубийством, если бы успешность туннеля соответствовала прогнозам политических лидеров, ведь в этом случае люди бы предпочли двигаться под водой, а не пересаживаться на суда.