Впервые в практике немого кино «Анна Каренина» не была короткометражной (пятнадцати-двадцатиминутной) картиной: ее метраж составил 2700 метров, длительность – 90 минут, то есть полтора часа. К тому же это была первая русская лента с массовыми сценами. Фильм по праву считался одной из самых удачных и хорошо рекламируемых «Русской золотой серией» экранизаций романа Л. Н. Толстого.

Вообще к 1914 году кинематограф (которому исполнилось 18 лет[370]) стал вполне привычным и любимым развлекательным зрелищем. «Пройдитесь вечером, – писал в 1912 году российский журнал, посвященный кинематографу, «Сине-фоно» (издатель и редактор Самуил Лурье, главный редактор Моисей Алейников), – по улицам столиц, больших губернских городов, уездных городишек, больших сел и посадов, и везде на улицах с одиноко мерцающими керосиновыми фонарями вы встретите одно и то же: вход, освещенный фонариками, и у входа толпу ждущих очереди – кинематограф… Загляните в зрительную залу, вас поразит состав публики: здесь все – студенты и жандармы, писатели и проститутки, офицеры и курсистки, всякого рода интеллигенты в очках, с бородкой, и рабочие, приказчики, торговцы, дамы света, модистки, чиновники, словом, – все»[371].

Русская литература и русский театр, с их просветительскими традициями, всегда стремившиеся стать увлекательными и доступными самому широкому читателю и зрителю, видели в новом искусстве – кинематографе – огромные возможности просвещения и образования. Стоит отметить, что русская театральная общественность не поддержала инициативу зарубежных театральных деятелей по созданию международного движения «для борьбы с кинематографом»[372]. Петербургский союз драматических и музыкальных писателей на приглашение участвовать в конгрессе этого движения ответил письмом, в котором указывалось, что, по мнению русских писателей, кинематограф «не является злом, для борьбы с которым следует созывать международные совещания»[373].

Однако кинематографу еще предстояло достичь очень многого, чтобы завоевать право называться искусством, и на заре кинематографа это было предметом самых серьезных обсуждений. Так, в 1913 году В. В. Маяковский размышлял: «Может ли быть кинематограф самостоятельным искусством? Разумеется, нет. Красоты в природе нет. Создавать ее может только художник. Разве можно было думать о красоте пьяных кабаков, контор, грязи улиц, грома города до Верхарна? Только художник вызывает из реальной жизни образы искусства, кинематограф же может выступить удачным или неудачным множителем его образов. Вот почему я не выступаю, да и не могу выступать против его появления. Кинематограф и искусство – явления различного порядка. Искусство дает высокие образы, кинематограф же, как типографский станок книгу, множит и раскидывает их в самые глухие и отдаленные части мира. Особым видом искусства он стать не может, но ломать его было бы так же нелепо, как ломать пишущую машину или телескоп только за то, что эти вещи не имеют никакого непосредственного отношения ни к театру, ни к футуризму. Следующий вопрос. Может ли кинематограф доставлять эстетическое наслаждение? Да. Когда кинематограф копирует какой-нибудь клочок определенной, хотя бы и характерной жизни, результаты его работы могут представлять в лучшем случае только научный, или, вернее, описательный интерес»[374].