Нет ответа.

– Иносенсио, я с тобой разговариваю, – продолжает Мама.

И опять, нет ответа.

– Te hablo, te hablo.

Но Папа ничего на это не отвечает.

83 Сцена в больнице, похожая на сцену из telenovela, хотя в действительности это telenovelas похожи на нее*

83

Сцена в больнице, похожая на сцену из telenovela, хотя в действительности это telenovelas похожи на нее*

Когда я была маленькой, я не могла думать о некоторых вещах без того, чтобы у меня не начинала болеть голова. Одна: бесконечность чисел. Другая: бесконечность неба. Третья: бесконечность Бога. Четвертая: конечность Мамы и Папы.

Я справилась с первыми тремя вещами, но только не с четвертой, и не важно, есть ли у тебя в запасе пара жизней на то, чтобы привыкнуть к этому, не думаю, что кто-то готов к тому, что их мать или отец умрут, верно? Им может быть по сто пятьдесят лет, но ты все равно будешь кричать: «Эй, подождите», когда придет их время. Так я считаю.

В каком-то смысле ты думаешь об этом всю свою жизнь. Как о гильотине. Не требуется смотреть наверх, чтобы знать, что она там. Ты думаешь, у тебя получится быть мужественной, когда придет этот час, но у меня такое чувство, будто мое тело лишилось костей. Я пребываю в шоке оттого, что Папа распростерт на больничной кровати и вокруг него все эти аппараты и трубки, и Папа не может говорить, и его тело содрогается от ярости, и страха, и боли. Я не могу сдерживаться. Мумии в подвале Филдовского музея естественной истории; их внутренности достали через ноздри и набили их гвоздикой. Вот что я чувствую при виде Папы, вокруг которого суетятся медсестры, пытающиеся выставить нас за дверь. Я не могу сдерживаться.

Папу положили в палату интенсивной терапии. К нему пускают по одному, и сейчас с ним Мама.

Мне страшно.

Я сажусь на виниловую кушетку в комнате ожидания, но комната полна детей, притворяющихся, что делают домашнее задание, а на самом деле смотрящих «Игру молодоженов», слишком громко смеющихся и плюющих друг в друга кожурой от семечек. Я готова слушать что угодно, только не их гомон и не это идиотское телешоу. Пытаюсь молиться, но слова молитвы, обращенной к Святой Марии, застревают у меня в голове, словно я что-то вяжу и пропускаю петлю, и мне приходится распустить связанное. Я так давно не молилась. Выхожу в холл и вижу там ряд пластиковых стульев, и я устраиваюсь на них, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на молитве.

– Он хочет видеть тебя, – говорит Мама, опускаясь на стул рядом со мной. Я, должно быть, заснула, потому что звук ее голоса заставляет меня подпрыгнуть. И у меня больше нет предлога избежать этого, я должна пойти туда.