Вполне очевидно, что на мысль Николая Кузанского сильное влияние оказал неоплатонизм: в некоторых весьма важных отношениях это напоминает Иоанна Скота Эригену. Однако его мировоззрение отличается новым свежим дыханием. Хотя мир состоит из ограниченных существ, в каком-то смысле они все же могут определяться как неограниченные. Продолжительность мира во времени потенциально бесконечна. Весь континуум творения не существует, если так можно выразиться, сразу, но ведь протяженность во времени лишена внутренних ограничений, так что ее можно уподобить бесконечной линии. В модусе пространства мир тоже не имеет определенных границ. Итак, нет ничего ограниченного. Поэтому нет никакого смысла в том, чтобы говорить о «верхе», «низе» или «центре» в абсолютном смысле слов. Конечно, можно зафиксировать, скажем, точку или точки, по отношению к которым можно применять данные понятия. Однако в таком случае мы делаем относительные выводы. Ошибкой было бы предполагать, что Земля, к примеру, является центром Вселенной. Все небесные тела движутся, не исключая и Земли[333]; сам же факт ненаблюдаемости движения Земли не является, по сути, весомым доводом, опровергающим сам факт движения. Если бы мы жили на Марсе или на Луне, то, скорее всего, были бы склонны думать об этих планетах как о неподвижных центрах Вселенной. Безусловно, в наших глазах Земля имеет привилегированное положение, но сама по себе она таковой не является. То же самое касается и Солнца, вне зависимости от решения человека, по сути произвольно выбирающего определенные точки в сотворенной бесконечности. Не существует строго определенных положений, соответствующих упомянутым.

Сама идея Николая Кузанского о бесконечности природы в качестве объяснения «развертывания» (explicatio) Бога была подхвачена Джордано Бруно и близкими ему мыслителями, хотя и Бруно, а затем Спиноза развивали ее иным, чуждым для фундаментальной христианской ортодоксии образом. Идея саморазвертывающегося природного процесса в качестве самоистолковывающей явленности Бога связывает его напрямую с Лейбницем. Ведь здесь он подчеркивает значение отдельных вещей как специфических «свернутостей» бесконечности. В каждой отдельной вещи или предмете отражается все мироздание. Таким образом, мироздание существует в «рудиментированном или свернутом виде» в каждой отдельной вещи. И так как мир сам по себе является зеркальным отражением Бога, то каждая отдельная вещь в соответствии с самой собой должна служить Его отражением. Исходя из данной точки зрения, мы имеем право утверждать, что не существует принципиально обособленных вещей, совершенно похожих друг на друга. Действительно, существуют различные уровни бытия, как и специфические сходства, но не существует двух предметов, которые были бы схожими во всех отношениях. Вместе с тем все вещи связаны между собой и составляют одно целое – мироздание. Обе данные здесь теории (первая – об уникальном характере каждой индивидуальной вещи, а вторая – о связи каждой вещи с другими в окружающем нас мире, связи, осуществляемой таким образом, что в каждой из них отражается целый мир) можно вновь обнаружить в философии Лейбница.