Если даже о каждой определенной, особенной вещи можно сказать, что в себе она отражает вселенную, то тем более это положение истинно по отношению к человеку, в котором соединяются материя, органическая жизнь, чувственная жизнь животного и духовная потребность к знанию. Человек, таким образом, представляет собой микрокосм, вселенную в миниатюре[334]. Используя принадлежащее Платону понятие мировой души, он вкладывает в него иной смысл, понимая как имманентную божественную деятельность в мире, а не как промежуточное бытие. В человеке также, правда несовершенно, отражено божественное совпадение противоположностей. Так, например, в нем сочетаются дух и материя. Наивысшим проявлением coincidentia oppositirum, тем не менее, является Христос, Бог и Человек, Тот, Кто объединяет в себе бесконечное и конечное, несотворимое и сотворенное, божественное и человеческое. Христос также является medium absolutum (абсолютный связывающий), абсолютным средством или безусловным посредником, представляя собой уникальный и в то же время необходимый способ соединения человека с Богом.

4

4

Может показаться странным, что с завершением XIV столетия – эпохи интенсивных исследований в сфере логики и скорее с критической направленностью в философии – мировоззрение XV века обнаруживает тягу к неоплатонической традиции, что, собственно, и обнаруживается на примере с Николаем Кузанским. Но все же это переосмысление неоплатонизма в христианском духе. Однако в самом наличии синтеза неоплатонизма с христианством скрыта тенденция понимать мысль Николая не столько как, в сущности, средневековую, но как возвращающую к прошлому, в дооккамовскую эру. Тем не менее, это ошибка. Конечно, можно считать философию Николая продолжением средневековой мысли. Неоплатоническая традиция не исчезла просто так в процессе распространения аристотелизма в XIII веке. Не была она также заслонена терминистским или номиналистским движениями в XIV столетии[335]. Николай Кузанский был, несомненно, убежден в том, что высказанное им лучше всего могло быть высказано на языке неоплатонизма. Вместе с тем его настойчивость в утверждении идеи «бесконечной» природы как проявления самой бесконечности, превосходящей наше понимание, его чувство божественного в природе, его отход от геоцентризма и его открытость новому в науке – все это вполне четко объединяет его мысль с натурфилософией Ренессанса, в особенности с Джордано Бруно. Действительно, верно то, что мысль Николая теистична, в то время как у Бруно склонный к пантеизму склад мышления[336]. Однако некоторые из основополагающих идей Николая возрождаются в философии Бруно, в то время как различие между Natura naturans и Natura naturata, позже обнаруживающееся у Спинозы, в понимании Николая выражает связь между абсолютной и «свернутой» бесконечностью.