– Осторожней! – крикнул Ремез. – Мозги вытрясете.

Но старик-лекарь жестом велел отойти, и все стояли теперь в стороне и не знали, чем помочь Зуфару. Лишь четверо татарчат ласкали маленьких, выброшенных водою жеребят, что-то утешливо лопотали им. Кривоногий плечистый татарин, почему-то давно невзлюбивший Ремеза, вёл в поводу каурку. Подойдя к толпе, приложил руку к сердцу, взволнованно проговорил:

– Спас коня – жизнь за тебя отдам!

– Из-за коня-то? – рассмеялся Ремез, испытывая странное облегчение от того, что наконец-то этот недобрый татарин заговорил с ним доверительно. – Да у нас они в ярмарку по два целковых!

– Не говори так, Ремез, – возразил татарин с достоинством. Этот конь – всем коням конь. Его отец Ширак пять раз спасал меня от вражьих стрел... и от пуль ваших, – добавил он с некоторой заминкой.

– Ну коли так – ладно, – кивнул Ремез.

Зуфара по приказанию лекаря унесли. Дождь ускакал куда-то в тайгу. И ветер стих, и выглянуло умытое солнце. С упрёком поглядело на Иртыш, и устыдился тот и оробел перед величавой красотою светила, будто и не бушевал только что.

«А ведь я строить собрался... Чо меня на реку потянуло?» – спохватился Ремез и направился к лодке, которая до краев была полна воды. Опрокинув её, оглядел обглоданные вёсла, подивившись: «Как я на таких выгреб?».

В днище лодки тоже зияла дыра. «Ну и ну!»

Столкнув судёнышко на воду, перекинул чрез борт ногу, но к нему подскочили татары и неразборчиво, во все глотки загомонили.

Кривоногий Азат растолковал:

– Твоя лотка шипко хутой... поплывёшь на моей лотка.

– А, так можно, – согласился Ремез и причалил к берегу.

13

Дом споро строился. На помочи гурьбою пришли татары. Воевода каторжан подослал, среди которых оказался рябой Филька. Он сразу признал Ремеза.

– Здорово живёшь, попутчик! – оскалился беспечально, словно и не звенели на ногах царские браслетки. – Вот и встретились!

Ремез хмуро кивнул. Никита, признав каторжного, хлопнул его по спине, но казак-конвойный строго одёрнул:

– Отхлынь! Не велено!

– Куда я отхлыну-то? Оплечь строим, – Никита мигнул племяшу малому, – тот юлой и тотчас вынес каторжанам три калача и блюдо говядины. Казак снова рявкнул, но встрял Митрофан: