За то, что грызли, портили, усеивали своими вонючими шариками, засирали своим голокожим потомством всё! Всё, что с таким трудом поставлено, построено, сбережено. Ну погодите.

Он вытянул губы трубочкой. Прицелился концом спицы. Не попал. Не попал. Попал! Вот так.

Шишкин с довольным видом поднялся. Вытер о жилет вспотевшую ладонь, ощутил умиротворение, оно казалось таким прочным, таким глубоким, ничто не могло его поколебать. Шишкин решил, что готов для мира, и пошёл к жене.

Но разговор с ней произвёл то же магическое действие, что обычно. В пять минут от благодушия не осталось и следа.

Шишкин в беспомощной ярости обвёл взглядом гостиную:

— Вот это всё! Всё! Анна Васильевна, что вам так нравится! И показывает ваш хороший вкус! Куплено на мои. — Он стукнул себя в грудь; жена поморщилась, будто от неприятного звука, Шишкину захотелось отвесить ей леща, мазнуть кулаком по скуле — он схватился за спинку стула, топнул стулом об пол. — Мои деньги!

Жена встала из кресла и, не удостоив ни словом, ни взглядом, вышла.

А ведь он шёл сюда с намерением не просто помириться — поговорить по душам. Поделиться тем, что давило душу…

— Да твою ж растакую мать! — Шишкин бахнул стулом от души. Хотелось разбить что-нибудь — в щепки, вдребезги, чтоб брызнуло и полетело по всей комнате. Пузатая расписная китайская ваза на каминной полке остановила его налитой яростью взор. Но Шишкин вспомнил, сколько было за вазу плачено. Опустил, тяжело дыша, руки.

«Не велено к барину!» — услышал вопли лакея, потом бубнёж мужиков. Вышел сам. Явились староста и Пантелей.

— Что надо?! — рявкнул Шишкин. — Ну?!

С этими можно было не церемониться, чай, не фарфоровые.

Мужики замялись. Переглянулись. Начал староста:

— Тут бы поговорить надо.

— Так говори!

В глазах старосты промелькнуло что-то. И спряталось — до поры.

— Тут дело малость деликатное, — пояснил Пантелей.

— С бабами деликатничать будешь. Давайте, что там. Некогда мне танцы танцевать. Говорите дело. Или проваливайте.

Староста скосил на Пантелея взгляд, смысл которого был ясен им двоим.

— Что ж, дело так дело. Только бы ещё понять, в чём оно, — странно начал.