Шишкин исполнил все положенные па гнева: ревел, наклонял голову, даже топнул. Но кроме усталости, ужасной усталости не чувствовал ничего. Хотелось, чтобы от него отстали все: жена, эти, Норов. Хотелось тишины. А мужики, как назло, заговорили обходительными намёками, от которых голову Шишкина точно начиняли мокрой ватой.

— Мы так думаем, что неспроста тут что-то.

— Что? — Он прикрыл глаза.

— На что ему сопляки? — намекнул староста.

— Тем паче Ванькины?

— Вот мы и смекнули, что…

Шишкин поднял широкие ладони, перебив:

— Не знаю, что вы смекнули. Ваши холопские это дела, делайте что должно, а меня в них не мешайте. Я про это знать не знаю, слыхом не слыхал. И впредь не желаю.

— Это понятно, — кивнул староста с лёгкой улыбкой. Он выхватил главное, нужное: «делайте что должно». Большего ему не требовалось.

— Тут вот только эта крыса синодская… — заговорил Пантелей.

— Ничего не слыхал, — повторил Шишкин. — Всё тихо, спокойно, по моим распоряжениям никуда никто не отлучался, иное мне не ведомо.

— Так ли тебя, батюшка, прикажешь понимать, как ты намекать изволишь?

— Намекаю? Я прямо вам говорю. Я вас не видал. Речей ваших дурных не слыхал. О замыслах ваших разбойничьих ничего не ведал. На том и стоять буду. Убирайтесь. Чтоб духу не было.

— Благодарствуй, барин, — нагловато откланялись мужики.

Развязность их оставила в Шишкине смутный тревожный осадок. Подошёл к окну, отвёл, таясь, занавеску, выглянул — на крыльце мужики стояли молча. Точно что-то прикидывали. Обернулись на господский дом. Шишкин быстро отступил за штору.

Они уже ушли, а Шишкин всё стоял, тупо вперив взор в переплетение шёлковых нитей. Думал. Соображал. Сомневался. Просчитывал. Прямой путь. Окружной. Запасной. Самый крайний — спасаться… Дворянин, вот что самое неприятное. Тут если завертится история…

«Крак!» — щелчком разорвало тишину.

Шишкин дёрнулся всем телом. Сердце забилось до боли.

— А чтоб тебя! Холера! — сплюнул в сердцах, когда понял, что это было: сработала в углу мышеловка. Спица валялась рядом. Крышка захлопнулась.

Но никого в ловушке не было. Шишкин пнул её в сердцах. Мало. Прыгнул следом, костеря то ли лавочника, то ли работника, который смастерил ловушку: