— Я сказал: не до того. Погоди. Что, Михал Карлыч?

— Там. Мужики. Шумят.

А так как Василий стоял на пути, Шишкин оттолкнул его и потопотал вниз. Что шумят — услышал ещё в передней.

Выкатился на крыльцо.

Толпа галдела вокруг подвод. При виде Шишкина умолкла. Тот важно подошёл. Толпа расступилась. Пропустила к подводам. На земле у телег лежали книжные шкафы. Над ними дрожала от волнения Анна Васильевна. Руки её сжимали на груди шаль. Лицо красное. «Та-а-ак», — кажется, догадался Шишкин.

— Чего орём? — буркнул.

Загалдели опять все разом. Можно было разобрать:

— Бонапарт наступает!.. А тут — книжки? Детей вывозить! А тут — книжки? Добро нам своё бросать? А тут — книжки?

Сквозь гам прорывался писк Анны Васильевны:

— Я вас очень прошу… Книги моего отца… Прошу вас… Память моего отца…

Шишкин рявкнул:

— Мол-чать!

Мужики угрюмо умолкли. Анна Васильевна мелко заморгала. Угол губ задёргался в привычном тике. Обернулась к мужикам:

— Я отдам вам мои драгоценности! — крикнула тонким голосом.

По толпе пронёсся гул. Шишкин придержал её за руку:

— Погодите брильянтами направо-налево швыряться.

Какая-то баба взвизгнула:

— На что мне цацки твои! Цацки не съешь.

— Так. А ну тихо! — гаркнул Шишкин. Ой, поздно.

— А что вам надо? — выкрикнула Анна Васильевна. Ой, зря.