— Передо мной.

— У гусар это называется остроумием?

— Хорошо. Если желаете знать. Я отдал её мадемуазель Новиковой.

— Надеюсь, ты шутишь.

— Отнюдь. Я не гусар. Это раз. А солдату пехоты лошадь ни к чему. Это два.

Княгиня вскрикнула.

— Maman, не ломайте комедию хоть сейчас…

Алина бросила на неё язвительный взгляд. Но тут же кинулась, едва успела подхватить: ноги княгини подкосились. Бледна она была по-настоящему. У носа пролегли синие тени. Голова затряслась. Губы не могли вымолвить ни слова.

Алина усадила её на пол. Стала расстёгивать ворот:

— Maman?.. Maman?..

Та отмахнулась. Обвисшие губы снова сжались. Глаза снова стали осмысленными и злыми.

Мишель почувствовал свою вину. Лицо его стало отстранённым:

— Мне жаль, maman, что вас это расстроило. Но так я решил. Благословите меня, мама. Мне пора.

Княгиня засучила ногами. Оттолкнула руку Алины. Поднялась. Корсет поскрипывал от её тяжёлого дыхания. Она ошеломлённо смотрела на сына.

— Ты… ты… что ты наделал… Ты себя погубил.

Мишель поглядел на одну, на другую.

— Что ж, нет так нет. Понимаю, что вы не рады. Прощайте, maman. Сестрица.

Он пошёл к двери.

Алина выдавила ледяной смешок:

— Боже… Он решил. Слышали? Ты что, влюбился в эту дуру?!