Схватила шляпку, шаль. Едва она выбежала из квартиры, лёгкость опьянила её. Свободна! Сердце весело колотилось. Она сломя голову ринулась по лестнице, держась за перила, придерживая то шаль, то шляпку. Ступеньки удивлённо скалились вслед. Никогда ещё эта лестница не видела столь быстро бегающих благородных дам.

Бум, бум.

Во что бы то ни стало надо было добраться до леса. К maman, к сёстрам. Вспомнился запах их старой кареты, ноги залопотали быстрее.

Елена выскочила из парадных дверей. На неё удивлённо глянули. Опомнилась. Пошла шагом. Потом быстрее. Мимо неё пробегали люди. Елена тоже побежала — против течения. Пыль забивалась в нос и рот. По спине катил пот. Шляпка не столько закрывала от солнца, сколько пекла голову. Толпа становилась всё теснее. Всё гуще. «Что я делаю? — ужаснулась Елена. А потом: — Только бы не упасть». Что затопчут — стало ясно до ужаса. И всё же она и не думала повернуть назад. Она стремилась вперед с упорством лосося, идущего на нерест. Шаль утянула толпа. Шляпку сорвало. Она лишь хрустнула где-то внизу со звуком ломающейся корзины. Елена с ужасом почувствовала, что толпой защемило подол платья и тянет, точно край попал между барабанами прачечного пресса. Швы впились в тело, затрещали. И через несколько мгновений Елена осталась среди толпы лишь в рубашке, чулках и панталонах — голая, как во сне. Кто-то ахнул, кто-то захохотал. А Елена даже не могла поднять руки, чтобы закрыть пылающее лицо. Какие-то бабы сжалились: потянули, потащили, толкнули в спину. И Елена оказалась в маленьком переулке. Мимо валила человеческая каша. Елена упала спиной к стене. Руки заметались по телу: что прикрывать? И упали вдоль тела.

Всё, всё было как в дурном сне. И Елена поддалась ему, напрасно надеясь, что он пройдёт и развеется, как все сны.

Поганый свист заставил её очнуться.

— А, вот вы где! Авантажно! Смелый туалет. Но по жаре недурно.

Господин Егошин стоял во весь рост в бричке-развалюхе. Лошадь была не лучше: ребра натягивали кожу, репка хвоста почти без волос.

— Желаете прокатиться, мадам? — глумливо тряхнул он вожжами.

Елена зажмурилась, вжалась в стену и зарыдала.

Егошин спрыгнул. Она слышала его шаги.

— Идёмте!

Она не раскрыла глаз. Выдернула руку из его. Помотала головой. И почувствовала, как вокруг неё легла мягкая шаль. Кисти её щекотали Елене лодыжки.

— Вы можете считать меня мразью, — заговорил муж, — потому что я и есть мразь.

Елена от удивления открыла глаза. Впервые она видела лицо господина Егошина таким сосредоточенным, даже суровым.

— Можете меня ненавидеть.