Толпа загалдела. Стала ходить волнами. Семёна Иваныча толкнули. Пихнули. Стиснули. Он не поддавался. Выплывал. Снова и снова. Он уже был близок к берегу, когда с ужасом почувствовал, как у него тянут из-за пазухи книгу. Очевидно, приняв то ли за шкатулку, то ли за пачку ассигнаций. Другие проворные руки резали его кошелёк. Книга принадлежала отцу Анны Васильевны. Была перлом её приданого. Семён Иваныч вцепился в ускользающий переплёт. Кошелек выскользнул рыбкой. Стиснутый со всех сторон, Семён Иваныч и не заметил куда.

Толпа выплюнула его на улицу, в противоположной стороне от ворот, куда ушёл барышник. Снова пересечь это бурное море нечего было и думать.

Но нет худа без добра.

Пока Семён Иваныч гадал, что предпринять, прямо на него — как зверь на ловца — выехала, цокая и звеня, ямская повозка.

Первой её настигла полная дама в шляпке с вишенками и шерстяном платке. По виду, помещица средней руки. Не полная — брюхатая:

— Мой муж в армии. Помогите! Умоляю.

Уцепилась за края. Тут её настиг белёсый господин по фамилии Норов. Отпихнул. Чуть не в руки учителю. Норов стал карабкаться в повозку.

— Моя деятельность слишком важна для отечества! Я слишком важен для России!

Семён Иваныч цапнул его за фалды.

Их уже заметили. Вся толпа шумно двинулась, разгоняясь. Кричали, тянули руки. Лошадь ямщика начала вскидываться, косить налитыми глазами.

Господин советник лягнул его в живот. У Семёна Иваныча вышибло дух и потемнело в глазах. Он сунул почти вслепую кулаком. Попал. Норов повалился толпе под ноги.

Семён Иваныч пихнул в экипаж бедную брюхатую помещицу. Вскочил сам.

— Вперёд! — без надобности заорал на ямщика: тот уже испуганно тряс поводьями.

Первые добежали к добыче. Их руки вцепились в борта. Семён Иваныч напрасно лупил по ним. Лошадь косилась, будто в ночной тьме окружили не люди, а волки. Затравленно ржала, силясь сдвинуть всю гроздь. Ямщик вытянул её по спине кнутом. Помещица завизжала. Семён Иваныч отчаянно выхватил масонский томик, колючий от металлических накладок и каменьев, как разбойничий кастет. Впечатал одному. Другому. Третьему по лицу. На! На! На!

— Трогай же!

Лошадь рванула с места так, что Семён Иваныч повалился на сиденье, едва не примяв брюхатую даму. К груди он прижал ошмётки и лоскуты — всё, что осталось от знаменитого сочинения о тайных свойствах драгоценных камней и их влиянии на дух человека. Кантовское небо сияло над его головой всеми своими звёздами.

Елена Егошина выглянула в окно. По улице бежали люди. Как не бегают в мирное время. Вдали слышалось раздельное тяжкое: бум, бум. Точно шел слон-великан. Подходил! Заколотилось сердце. Кости были брошены, и наконец ей выпали две шестерки. Случай освободиться от всего. От мучительной жизни, от мужа. Кто будет искать её в хаосе? Где? Елена бросила занавеску. Шумя платьем, побежала в кабинет мужа. Комбинацию сейфа она давно подсмотрела. Повернула колёсико. Дверь щёлкнула, открылась, показала ассигнации и бумажные колбаски с золотыми червонцами. Сунула руки. Вынула. «Я воровка похуже него». Нет! Вскочила. В своём будуаре вынула шкатулку. Руки опять замерли. «Воровка? Они мои», — убедила себя. Вынула из рукава платочек. Расстелила. Опрокинула над ним колючее сверкающее содержимое. Завязала узелком. Уставилась. И не смогла взять.