К её облегчению, записка вышла короткой, как было обещано. Печерская с любопытством подалась вперед, силясь разглядеть, что там. Но старуха уже сложила лист. Вложила в него пожелтевшее письмо. Запечатала всё облаткой. Печерская была разочарована.

Убрала письмо в ридикюль. Простилась с порога, шариком покатилась вниз, чуть не сметя дворовую девку.

За окном стукнула дверца кареты. Крикнул кучер, затрещали колёса. Старуха Солоухина всё сидела, уставившись перед собой.

Вошёл управляющий. С ним ключница. Переглянулись.

Старуха подняла голову:

— Чего надо?

— Человек с дороги вернулся. К имению господина Бурмина уж не проехать. Там… — он замялся, осторожно подбирая слова, — уж много волнений. Французы идут, говорят.

Старуха махнула рукой, не дослушав:

— Нет так нет.

Её покладистость приятно удивила управляющего, но встревожила старую ключницу. Он решился:

— Говорят, французы будут скоро и здесь.

Старуха не разразилась бранью.

Он осмелел больше:

— Я распорядился оставить сборы и закладывать как есть. Чтобы выехать немедля.

Барыня кивнула рассеянно. Обернулась к ключнице:

— Клавдеюшка…

Та выпучила глаза. Внезапная ласка перепугала её хуже брани.

— Где то жёлтое платье?

— А… э… Которое?

— Подай мне. А ты, — обратилась к управляющему, — позови людей. Пусть все придут к крыльцу.