Упомянутый Николай Надеждин – это молодой профессор Московского университета, в это время образовывавший младшую Софью Сухово‑Кобылину. А со старшей Лизой у него случился роман, развивавшийся на глазах будущего автора «Свадьбы Кречинского». Однако худородный и бедноватый профессор пришелся не по вкусу родителям, а более всего матери – властной Марии Ивановне (какое совпадение – ее звали так же, как и Римскую‑Корсакову, видимо, и некоторыми своими качествами она также была на нее похожа). Сын Александр вторил матери, не представлявшей себе, как это ее дочь выйдет замуж за «поповича», и своему университетскому приятелю Константину Аксакову так и сказал: «Если бы у меня дочь вздумала выйти за неравного себе человека, я бы ее убил или заставил умереть взаперти».

Влюбленные, как это и бывает в подобных случаях, вместо того чтобы образумиться, задумали совершить тайное бракосочетание. Но вскоре их дерзкие намерения обнаружились, в том числе и для всех членов семьи Сухово‑Кобылиных. Профессору Надеждину указали на дверь, он вынужден был съехать из особняка на Страстной площади. А Сухово‑Кобылин записал в дневник: «Разрыв, он выезжает из нашего дома». Самое интересное, что после этого студент Сухово‑Кобылин должен был сдавать экзамен Надеждину в университете, по этому поводу последний отметил уже в своем дневнике: «Я должен буду увидеть Александра и экзаменовать его… пытка!»

А Елизавету родители ни убивать, ни запирать не стали (как того желал Александр), а просто увезли за границу, где в 1838 г. выдали замуж за французского графа по имени Андре Салиас де Турнемир, род которого был известен аж с 1264 г. Куда уж тут университетскому профессору с простой русской фамилией Надеждин! Правда, перспектива долгой и счастливой семейной жизни молодоженам не светила. В 1846 г. француза‑графа выслали из России за участие в дуэли, а Елизавета Васильевна осталась одна с тремя детьми. Но духом не пала, а как водилось по тогдашней моде, завела в своем московском доме литературный салон и развила кипучую писательскую деятельность под псевдонимом Евгения Тур. Сейчас это имя осталось разве что в энциклопедиях, а тогда, в 1849 г., Островский назвал публикацию ее первой повести «Ошибка» рождением «нового самобытного таланта», похвалив живой и чистый русский язык автора. Как говорят сегодня, она быстро «раскрутилась».

Следующее ее произведение – роман «Племянница» – и вовсе было принято коллегами по перу с распростертыми объятиями. «Блестящие надежды, возбужденные госпожою Тур, – отмечал Иван Тургенев, – оправдались настолько, что уже перестали быть надеждами и сделались достоянием нашей литературы: дарование госпожи Тур, слава Богу, не нуждается в поощрении и может с честью выдержать самую строгую оценку».