Надо отдать должное журналисту – он изрядно поработал. Ему даже было разрешено отправиться в Ленинград, где жил в ту пору старейший специалист по Грибоедову Пиксанов. И это несмотря на то, что для журналистов «Известий» город на Неве был в то время недосягаемым. На любые попытки выехать туда руководство газеты обычно отвечало: «Вам там делать нечего. В Ленинграде сидят три собкора». Но ради такого случая командировку молодому репортеру утвердили без всяких разговоров.

Пиксанов, которому уже было под девяносто, ничего конкретного по поводу того, как дом на Пушкинской площади связан с Грибоедовым, не сказал, а… отослал журналиста все к той же книге Гершензона «Грибоедовская Москва», автор которой писал, что Грибоедов «мог быть» в этом доме. А сам Гершензон, видимо, позаимствовал название своей книги из публикаций журнала «Русский архив», выходивших в 1870‑х гг. в цикле «Грибоедовская Москва».

И журналист, и редакция могли ликовать – во всем был виноват Гершензон, которого Бог прибрал еще в 1925 г. Это он, историк, философ и переводчик, уроженец Кишинева Михаил Осипович (Мейлих Иосифович) Гершензон, преодолевший черту оседлости и в 1889 г. по спецразрешению поступивший в Московский университет, сотворил легенду о связи Грибоедова и дома Фамусова, выпустив свою книгу в 1914 г.

Результаты расследования репортер облек в докладную на имя главного редактора Л.Н. Толкунова, в ней говорилось, что «дом Фамусова – не более как городская легенда, что Грибоедов вообще не мог рисовать с его обитателей героев своей комедии, т. к. приехал в Москву в 1823 г., имея уже половину готового текста «Горя от ума». Все главные герои комедии уже существовали, и, лишь чтобы освежить юношеские впечатления, Александр Сергеевич пустился в высший свет и, как пишет в своих воспоминаниях его ближайший друг Бегичев, посещал все балы. Но о Римских‑Корсаковых Бегичев даже не упоминает».

Все вроде так, да не совсем! Еще задолго до написания пьесы зародился у Грибоедова замысел «Горя от ума». И произошло это, похоже, после недельного пребывания его в Москве – со 2 по 10 сентября 1818 г., когда он и мог побывать в этом доме на углу Тверской улицы и Страстной площади. Почитайте‑ка его письмо к Степану Бегичеву от 18 сентября 1818 г.:

«В Москве всё не по мне. Праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему‑нибудь хорошему. Прежде там любили музыку, нынче она в пренебрежении; ни в ком нет любви к чему‑нибудь изящному, а притом «несть пророк без чести, токмо в отечестве своем, в сродстве и в дому своем». Отечество, сродство и дом мой в Москве. Все тамошние помнят во мне Сашу, милого ребенка, который теперь вырос, много повесничал, наконец становится к чему‑то годен, определен в миссию, и может со временем попасть в статские советники, а больше во мне ничего видеть не хотят. В Петербурге я по крайней мере имею несколько таких людей, которые, не знаю, настолько ли меня ценят, сколько я думаю, что стою; но, по крайней мере, судят обо мне и смотрят с той стороны, с которой хочу, чтоб на меня смотрели. В Москве совсем другое».