– Не нужно просить прощения. Может быть, когда-нибудь я захочу. – Сухраб протянул мне свой маленький сверток. – У меня для тебя кое-что есть. Это подарок ко дню рождения. – Он был завернут в йездские газеты, точно так же, как я сделал с его бутсами. – С днем рождения, Дариуш.

– Спасибо тебе. Я могу открыть его сейчас?

– Да.

Я снял газетную обертку и скомкал, чтобы ее сразу не унесло с крыши. Внутри оказалась обрамленная фотография нас с Сухрабом.

Ее сделали во время празднования Навруза, хотя я не мог точно сказать когда. Мы с Сухрабом стояли, прислонившись к стене в гостиной Маму. Рука Сухраба лежала у меня на плече, и мы оба над чем-то смеялись.

Я подумал, сможет ли Сухраб когда-нибудь снова смеяться.

– Нравится?

– Отличный подарок, – сказал я. – Спасибо. Ты всегда мне что-то даришь. Мне неловко.

– Не стоит. Мне хотелось сделать подарок.

Я вытер глаза – небольшая разгерметизация.

– У меня никогда не было такого друга, как ты.

– И у меня, – отозвался Сухраб и сжал мое плечо. – Не важно, что думают другие. Понимаешь?

Мои уши покраснели.

– Мне важно, что все думают, Сухраб.

– Нет. На самом деле нет. Не пытайся себя изменить. Ты знаешь, какой ты на самом деле. – Он толкнул меня плечом. – Хотел бы я быть таким. Я всегда пытаюсь быть таким, каким хочет меня видеть мама. Или дядя. Или ты. А ты совсем другой. Ты счастлив быть тем, кем являешься.

Я покачал головой.

– Не думаю, что я на самом деле такой. Ты же не видел меня в Америке. Не видел, как все ко мне относятся.

– Они тебя не знают, Дариуш. – Сухраб схватил меня за плечо. – Как бы мне хотелось, чтобы ты посмотрел на себя моими глазами – и увидел себя настоящего.

– Мне хотелось бы, чтобы и ты себя увидел. – Я сглотнул. – Ты единственный человек, который никогда ничего не хотел во мне изменить.

Сухраб заморгал, глядя на меня, как будто сам боролся с угрозой разгерметизации.