О мерах воздействия, которые Россия оказывала на Пруссию, Горчаков писал в Париж послу П. Д. Киселеву, что они проявляются «ежедневно со времени начала войны и не только в наших официальных актах и в моих беседах с членами дипломатического корпуса, которые я веду по приказу императора, но также и в выступлениях наших агентов при различных немецких дворах»[783]. Горчаков полагал, что в австро-итальянском конфликте Пруссия и Франция останутся нейтральными, ибо в противном случае дело может закончиться общеевропейской войной.
Франция не оправдала его надежд, вступив в войну на стороне Италии. Предостережения же Пруссии и германским государствам возымели действие: они не предприняли никаких враждебных шагов против итальянцев и французов. Впрочем, Пруссии, которая хотела главенствовать в союзе германских государств, ослабление Австрии было выгодно. Проводя двойную игру, Горчаков неустанно повторял, что Россия не связана никакими договорами и сохраняет полную свободу действий[784].
Несмотря на то что объективно Россия содействовала победе Франции, война ухудшила русско-французские отношения. Горчаков писал Киселеву в августе 1859 г.: «Сдержанность, которую он (Наполеон III. –
Первоначальные расчеты Горчакова восстановить баланс сил в Европе при поддержке Франции не оправдались. Император французов не был заинтересован в укреплении позиций России на Балканах и Черном море, и его обещания в этом плане были туманны и неопределенны. Пересмотр же Парижского трактата в пользу Петербурга вообще грозил провалом главной цели Наполеона III – установлению гегемонии Франции на континенте. Это делало русско-французский договор 1859 г. нежизнеспособным, а поддержка Францией Польского восстания окончательно ухудшила отношения Парижа и Петербурга.