Впрочем, несмотря на внешний пиетет при встрече с главой Русской православной церкви, Эдуард относился к православию с тщательно скрываемой неприязнью. И дело было даже не в прочной атеистической закваске, полученной в коммунистические времена, — просто по складу ума и характера он был убежденным скептиком. Да, существование некоего Высшего начала вполне возможно, более того — вполне допустимо и предположение, что это начало является разумным и нематериальным. Однако никакая из существующих религий не имеет права утверждать, что знает об этом начале больше всех остальных или что она чтит его наиболее подобающим образом. А ведь православие утверждает именно это: «Мы славим Господа правильнее всех других!»

Кстати, совет самого Христа из знаменитой Нагорной проповеди: «И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаться молиться, чтобы показаться пред людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» — явно вступал в противоречие с обычаем молиться в храмах и соборах, которые сами по себе являются прекраснейшими сооружениями архитектуры. По глубокому убеждению Архангельского, церковь представляла собой такой же социальный институт, как государство или армия, а потому не имела ни малейшего права претендовать на какие-то приоритеты. Возможно, в этом сказывалась его чиновничья сущность, ревновавшая к усиливающемуся влиянию священников, которое уже начинало перевешивать былое влияние секретарей по идеологии. Однако Гринев ждал от него не абстрактных рассуждений, а вполне конкретных советов, поэтому нахмурился еще больше. Архангельский мгновенно понял свою ошибку.

— Впрочем, все это не столь важно. Рассказывай дальше.

— А дальше хоть стой — хоть падай. В один прекрасный день она так же внезапно, как раньше уверовала, разочаровалась в православии, причем по весьма анекдотическому поводу. В их приходской церкви служил довольно молодой поп, который был известен своими связями с местной братвой. По некоторым слухам, он даже освящал им оружие перед очередной «стрелкой».

— А французские дворяне на ночь перед дуэлью клали на алтарь свои шпаги, — усмехнулся Архангельский, вспомнив «Графиню де Монсоро».

— Короче, однажды он пришел вести службу то ли в дымину пьяный, то ли не протрезвев после вчерашнего, — продолжал Гринев, — и, непрерывно икая, ляпнул с амвона примерно такую фразу: «Покайтесь, грешники, а то всем вам — ик! — х…во будет!»