Я стоял так близко, что услышал, как Бернард тихо ругнулся, перед тем как сесть за руль.

И они уехали.

– Все чисто?

– Чисто.

– Можно больше не шептаться.

– Да мы и не шептались.

– Можно забить на шепот! – прокричала Фран, я вскочил на диван и накрыл ее рот поцелуем.

– Ишь ты, зубы почистил.

– Угу.

– Так нечестно. От меня несет, как из помойки.

– Нисколько, – солгал я, и мы целовались до тех пор, пока не сравнялись запахом.

В одних футболках мы жарили яичницу на сливочном масле и пили растворимый кофе. Потом втиснулись вдвоем под хилый душ и вернулись в постель. Затем, уже ближе к полудню…

– Пошли гулять?

Как грабители, мы проверяли, нет ли где охранной сигнализации. Особняк был нам недоступен, зато плодовые сады, рощи и луга поступили в наше распоряжение – оставалось только не высовываться, чтобы нас не заметили с дороги. «Я дом любви купила, – говорит Джульетта, – но в права не введена». А мы наутро после главных событий ничтоже сумняшеся ввели себя в права владения.

Но погода выдалась пасмурная, свет сделался мягче, на платанах и дубах появлялись первые скрученные от сухости бурые листья. Такие дни бывают в начале осени; крепко обнявшись, мы пошли через рощу к центральной усадьбе, сегодня призрачно тихой, как пустая сцена.

– Вообрази, каково жить в таких местах.

– Даже подумать странно, да? – сказала Фран. – Я от этого далека. Большие особняки, большие деньги. Возможно, вкус к ним приходит с возрастом. Любовь к вещам. Надеюсь, со мной такого не случится. Я об этом даже не задумываюсь.

– А вот Харпер задумывается. Он собирает автомобильные журналы и помечает в них те модели, которые планирует приобрести. Присматривает и стереосистемы, и все прочее: фотоаппараты, большие часы, которые подсказывают, на какую глубину ты опустился под воду. Он не выпендривается, просто ему это все нравится, хобби такое.

– А тебе разве не хочется заполучить большие часы?