Возле моей головы забарабанили чьи-то пальцы: надо мной возвышался рослый, коротко стриженный блондин; из ворота сорочки, стянутого галстуком, выпирала массивная шея.

– Живой?

– Извините… задремал. Виноват. Колонка номер… номер…

– Два.

– Два. Тридцать фунтов.

– Всю ночь куролесил? – Он неприятно ухмыльнулся.

– Простите?

– Дрыхнешь на рабочем месте. Всю ночь зажигал?

Объяснять ему, что я лишился невинности, было бы чересчур, но он явно чего-то ждал, склонив голову набок и опустив на прилавок ручищи, мясистые и розовые, как свиные рульки.

– Да, зажигал, – подтвердил я, вручая ему чек.

Он не шелохнулся.

– Что-нибудь еще?

– Нет. Я всем доволен. А ты поспи еще.

Поведя плечами, громила развернулся и ушел.

Он стал моим последним покупателем. Незадолго до восьми часов я выключил наружное освещение и настроил кассу на распечатку баланса дневной выручки, а сам вытащил из кассы лоток с наличными и помедлил, чтобы обменять скретч-карты мгновенной лотереи на две банкноты: одну в двадцать и одну в десять фунтов. «Кава», лед, креветки, презервативы. В подсобке я загрузил в рюкзак все фужеры для шампанского, от которых собирался избавиться (оставив пару штук нам с Фран под вино), и вернулся в торговый зал, чтобы выключить свет.

Там поджидал коротко стриженный тип, а у него за спиной…

– Майк! Приветствую!

Майк не ответил. Он медленно и скорбно покачал головой, а у меня к горлу подступила жуткая, холодная дурнота.

– Чарли, ты узнаешь этого джентльмена?

– Да! Еще раз добрый вечер. Колонка номер два, тридцать фунтов.