– Да.

– Я очень сильно тебя любила, очень.

– Я тоже.

– Такое не часто случается, поверь мне.

– Не часто. Жаль, что все так скверно закончилось.

– Скверно? Нет, это было болезненно, но не скверно.

– А когда мы прилюдно ругались в торговых центрах?

– Да, наверное. Но мне кажется, если двое расстаются по обоюдному согласию, то между ними и дальше должно сохраняться согласие. Если можешь отступиться без борьбы… Но ведь мы были семнадцатилетними. Совершенно другие люди.

– Абсолютно!

Как-то так получилось, что мы молча взялись за руки, и у меня возникло безотчетное желание сесть напротив, чтобы я мог на нее смотреть, а не коситься украдкой, разглядывать давно знакомые смешинки вокруг глаз, которые стали чуть глубже, и новые морщинки-скобочки возле губ, похожие на отпечатки ногтя в свежей глине, и едва заметный шов на нижней губе, и отколотый краешек зуба, как загнутый угол страницы. Она убрала волосы за ухо и с улыбкой развернулась ко мне лицом.

– Зубик! – вырвалось у меня.

– Что такое?

– Помню, у тебя была крошечная щербинка на переднем зубе.

– А-а, вот ты о чем… – Она прикусила палец, чтобы продемонстрировать зуб. – Я его нарастила. Но не ради самолюбования… просто мой агент сказал, что иначе мне не светит сниматься в рекламе. Оказалось, впрочем, что проблема совсем в другом.

– Жаль. Мне эта щербинка была очень дорога.

– Если тебе станет легче, я еще несколько зубов подправила, – сказала она, оттягивая пальцем щеку.

– Не надо, не надо.

А после секундной паузы я услышал:

– Знаешь, как принято говорить: «Ты совсем не изменилась», но даже если это близко к истине, я что, должна радоваться?

– Я думаю, это означает, что ты выглядишь не хуже.