Проходя по широкой Бабблинг-Уэлл-роуд, я напомнила себе говорить по-английски при встрече с японскими патрульными солдатами, чтобы в своем наряде сойти за одну из европейских горничных из нейтральной страны. Но на протяжении всего пути я встретила только одного солдата, который не проявил ко мне никакого интереса. Многие контрольно-пропускные пункты не охранялись, ипподром тоже был пуст. Казалось, японская императорская армия внезапно покинула Шанхай.

Я задалась вопросом, не проиграли ли они войну. Но победивших националистов не было видно тоже.

Подойдя к главному входу в отель с навесом, я резко остановилась. Изящное современное здание было покрыто черной сажей, по гладким белым кирпичам тянулись лозы грязи. Навес, который когда-то украшало золотое сияние люстры от Lalique, рухнул на землю. Все три главных входа были закрыты, внутри царила тьма. Мощеная улица была усеяна мусором, битыми бутылками, обломками автомобилей и грудами металла и осколков.

Красивого, элегантного, роскошного дома Сассуна, жемчужины на набережной, где я спала в номере люкс, слушала свой любимый джаз, разговаривала с Сассуном и познакомилась с Эрнестом больше не было.

В надежде, что мне повезет, я подошла к служебному входу рядом с въездными воротами для экипажей. У маленькой двери стоял мужчина в двубортном черном пальто с кобурой и пистолетом. Охранник, которого японцы наняли, чтобы присматривать за отелем. По-моему, местный житель.

– Где японские солдаты? – я задала вопрос на шанхайском диалекте, чтобы он понял, что я местная, и проявил дружелюбие.

Он взглянул на мой наряд горничной и ответил на том же диалекте, что весь японский полк, который дислоцировался в отеле почти два года, был отправлен в центральный Китай в качестве подкрепления для борьбы с националистами и коммунистами.

Я улыбнулась и пошла прочь.

Однако в течение нескольких дней я наблюдала за охранником, изучая его распорядок дня, пытаясь найти возможность проникнуть внутрь отеля. Однажды, когда он покинул свой пост, чтобы отогнать каких-то попрошаек, я проскользнула в здание.

Внутри было темно. В некогда великолепном коридоре, купавшемся в лучах золотистого света, гладкий мраморный пол превратился в темное поле, обои в насыщенных тонах отвалились, дорогая люстра Lalique украдена, а бра, вазы и картины тоже пропали. Не осталось ничего ценного, что я могла бы взять с собой. Я зашла в соседнее помещение и порылась в шкафах и ванной. В одном из ящиков я откопала две пропитанные дымом простыни, гостиничный халат и навес от комаров. В заплесневелой ванной я была вознаграждена наполовину использованным куском лавандового мыла. Я упаковала всю свою добычу в наволочку, которую принесла с собой. Я собиралась продать все, но мыло оставить себе.