Был и еще один ресурс: чудо либретто. Обычно к либретто как литературному жанру относятся свысока, но на самом деле оно не обязательно уничтожает глубину характеров или делает их более примитивными, упрощенными. Либретто может передавать тонкости, которые и не снились романам и даже не могут быть переданы средствами разговорной драмы: оно может изображать развитие сложных потаенных эмоций у двух, трех, четырех персонажей одновременно. В театральной пьесе это воспринималось бы как какофония, соревнование, кто кого перекричит, как нечто комическое и невразумительное; в опере же это просто ансамбль. В этом гений Чайковского проявился в полной мере. В «Евгении Онегине» арии – Ленского, Татьяны, Онегина, князя Гремина – достаточно однозначны; между тем ансамбли тревожат и сбивают с толку. Часто персонажи поют не обращаясь друг к другу, но одновременно, и каждый из них заперт в своем суженном поле зрения, в собственном пространстве и времени. Должны ли мы, слушая эти сцены, ощущать одиночество или, напротив, взаимодействие? Полагаю, что «Евгений Онегин» был смелой попыткой Чайковского расширить потенциал романтической области лирического.

Рассмотрим только один такой ансамбль-кластер, знаменитую начальную сцену. Это квартет для четырех женских голосов, в котором получают отражение четыре возраста женщины. Во-первых, в нем участвует юная девушка, мечтающая о любви (Татьяна), хотя никакой определенный образ пока не смущает ее душевный покой. Далее, по восходящей траектории конкретного опыта, следует «пробудившаяся» девушка (ее младшая сестра Ольга), уже помолвленная и собирающаяся выйти замуж. Для матери-вдовы Лариной царство эротического осталось далеко в прошлом (в соответствии с определенными романтическими условностями матери девушек-подростков описывались бабушками – как будто бы ни одна женщина не производила на свет здоровых детишек до той поры, как ей переваливало за сорок). А далее, в своей собственной вневременной зоне, следует старушка крестьянка, няня Филиппьевна, для которой, скорее всего, эрос вообще никогда не существовал, и уж во всяком случае не мог стать предметом воспоминаний. Ключевым рефреном в этом квартете служит знаменитая строка Пушкина, заимствованная из Шатобриана: «Привычка свыше нам дана: / Замена счастию она». Наша жизнь удачна в той мере, в какой мы можем приспособиться к событиям, которые от нас не зависят, – поскольку, как покажет Пушкин, привычки и обычаи являются очень хорошей заменой «событиям», которые с неизбежностью несут боль, эмоциональные взрывы и разрушение.