Толстой никогда не одобрял оперу как жанр искусства. Для него искусство, которое сочетало в себе разные языки, по определению утрачивало чистоту. Но он был хорошим пианистом-любителем и болезненно тонко чувствовал музыку. Его знаменитое осуждение симфоний Бетховена, творчества Берлиоза, Листа и Вагнера стало частью протеста против мощно развивающейся музыки, предназначенной для исполнения перед пассивной аудиторией на званых вечерах и в концертных залах, где человек может лишь сидеть, слушать и аплодировать. Музыка – как заявляет герой поздней повести Толстого «Крейцерова соната» – обладает такой могучей силой, что она должна контролироваться государством и исполняться только при «значительных обстоятельствах», когда необходимо поднять дух и подвигнуть людей на действия. Опера, созданная на основе «Войны и мира» в 1942 году, когда Россия вновь столкнулась с оккупантами, появилась именно в такой ситуации. Музыка бывает безнравственной только тогда, когда ее исполняют не к месту.
В 2002 году этот фрагмент толстовского учения может помочь нам переварить помпезный пафос второй части оперы, «Войны» (которая, возможно, даже тронет наши сердца). Среди ее военных ритмов и праведных интонаций мы должны услышать не только триумф или кровожадность армий на марше, но и скорбь о погибших и преклонение перед городом. Деревянная Москва, полностью сожженная в 1812 году, была первым русским
17. Шостакович и русская литературная традиция[267]
17. Шостакович и русская литературная традиция[267]