Но вот Андерсону и Мэю это показалось слишком простым, слишком статичным. Они пришли из мира экологии, где размеры популяции постоянно меняются – это сложные и далеко идущие процессы. Давайте относиться к размеру популяции как к динамической переменной, предложили они. Давайте откажемся от искусственного допущения стабильности и признаем, что сама эпидемия болезни тоже может воздействовать на численность населения – убить бÓльшую его часть или снизить рождаемость, или повысить стресс в обществе, – например, из-за переполнения госпиталей, – что приведет к росту смертности от других причин. Может быть, подействуют сразу три этих фактора и некоторые другие. Их цель, писали Андерсон и Мэй, – «сплести вместе» два подхода, медицинский и экологический, в один практичный метод, который поможет понять (и предсказать) путь развития инфекционных болезней в популяции[174].

– Это привлекло внимание многих экологов, – рассказал мне один из выдающихся ученых этой отрасли – Лес Рил из Университета Эмори, работу которого о распространении Эболы среди горилл я упоминал ранее. – Экологи, которые искали, чем бы заняться в популяционной экологии, вдруг заинтересовались инфекционными заболеваниями.

Потом Лес сразу же поправился: конечно же, Мэй и Андерсон не изобрели экологический подход к болезням. Он существовал довольно давно, по крайней мере, со времен Макфарлейна Бёрнета. Но они сделали кое-что еще.

– Боб и Рой математизировали его. Причем математизировали очень интересным образом.

Математика бывает правильной, но скучной. Бывает сложной, безупречной и навороченной, но в то же время дурацкой и бесполезной. А вот математика Андерсона и Мэя не была бесполезной. Она была изящной и провокационной. Мне на слово можете не верить, но вот Лесу Рилу – поверьте. Или обратитесь к Science Citation Index, авторитетному индексу научного влияния, и посмотрите, как часто на статьи Андерсона и Мэя (или Мэя и Андерсона, как они периодически подписывались) ссылаются другие ученые.

Некоторые их статьи публиковались в самых авторитетных журналах – Nature, Science, Philosophical transactions of the Royal Society of London. Мою любимую их статью, впрочем, напечатали в более специализированном издании – Parasitology. Она называлась «Coevolution of Hosts and Parasites» («Совместная эволюция носителей и паразитов») и вышла в 1982 г. Началась она с того, что авторы отмахнулись от «не подкрепленных доказательствами утверждений» в учебниках по медицине и экологии, «что “успешный” паразитический вид эволюционирует, пока не станет безвредным для своего носителя»[175]. Чепуха и бессмыслица, сказали Андерсон и Мэй. На самом деле вирулентность паразита «обычно тесно связана с заразностью и временем, необходимым для выздоровления тем носителям, для которых болезнь не стала смертельной». Заразность и время выздоровления были двумя переменными, которые Андерсон и Мэй использовали в своей модели. Кроме них, они отметили еще три переменные: вирулентность (определенная как количество смертей, вызванных инфекционной болезнью), смертность от всех других причин и постоянно меняющаяся популяция носителя. Лучшей мерой эволюционного успеха, решили они, является базовый индекс репродукции инфекции – тот самый кардинальный параметр R₀.