К 1880 г. они уже пересекли реку Муррей, вошли в Новый Южный Уэльс и по-прежнему продвигались дальше на север и запад; «кроликосферный фронт» надвигался со скоростью около ста десяти километров в год – весьма впечатляющая скорость, учитывая, что им нужно было временами останавливаться, чтобы принести и выкормить потомство. Шли десятилетия, ситуация лишь ухудшалась. К 1950 г. в Австралии было около 600 миллионов кроликов, конкурировавших с местными дикими и домашними животными за пищу и воду, и австралийцы отчаянно нуждались хоть в каких-то мерах борьбы.

В том году правительство одобрило использование поксвируса из Бразилии, вируса миксомы кроликов, которая заражала, но не причиняла слишком большого вреда бразильским кроликам. Там, на родной земле с привычными носителями, вирус вызывал небольшие язвочки на коже, которые оставались такими же маленькими или даже постепенно заживали. Но бразильский кролик – это животное из Америки, которое принадлежит к американскому роду Sylvilagus, а экспериментальные работы показали, что европейские кролики могут страдать от этого американского микроба куда сильнее.

Для европейских кроликов Австралии миксоматоз действительно оказался страшнее чумы: он выкосил 99,6 % зараженных животных, по крайней мере, во время первой вспышки. У них он вызывал не просто ранки, а большие язвы, причем не только на коже, но и во внутренних органах – достаточно тяжелые, чтобы животное умерло в течение двух недель. От кролика к кролику вирус переносили в основном комары, которых в Австралии более чем достаточно и которым пить кровь у новых жертв-млекопитающих – одно удовольствие. Передача вируса, похоже, была механической, а не биологической: вирионы путешествовали в каплях крови на хоботках комаров, а не заражали их желудочно-кишечный тракт и слюнные железы. Механическая передача – довольно неуклюжий метод трансмиссивного распространения, но он прост и в некоторых случаях эффективен.

После нескольких экспериментальных внедрений вирус миксомы утвердился в долине Муррея, вызвав, по одному выражению, «потрясающую эпизоотию», скорость и масштабность которой, «должно быть, не имеет себе равных за всю историю инфекционных заболеваний»[171]. Благодаря комарам и ветрам, переносившим их, вирус распространялся очень быстро. Груды из тысяч мертвых кроликов стали расти в Виктории, Новом Южном Уэльсе и Квинсленде. Все были рады, кроме тех, кто искренне сочувствовал кроликам, и тех, кто зарабатывал, промышляя дешевым мехом. Впрочем, всего за десять лет произошли два события: вирус сам по себе стал менее вирулентным, а выжившие кролики – более стойкими к нему. Смертность снизилась, и популяция кроликов снова начала расти. Это короткая, простая версия истории, которая дает нам красноречивый урок: эволюция снижает вирулентность и ведет к установлению той самой «более хорошей взаимной толерантности» между патогеном и носителем.