Светлый фон
герилья

– Настоящие деньги можно заработать только на редких видах, – объяснил он. – Тех, которые защищены законом.

Звучало все очень похоже на «Эру Дикого вкуса» на юге Китая.

В газете Дрори было написано о рейде на потайной склад на вокзале, которым пользовались как минимум три продавца; в комнате стояли шесть холодильников, и среди контрабандного товара обнаружилась рука шимпанзе. Другой налет – на наркоторговца, у которого в машине вместе с пятьюдесятью килограммами марихуаны обнаружилась молодая шимпанзе с пулевым ранением, – показал, что нелегальная коммерция может быть весьма разнообразной. А если мясо шимпанзе идет туда, куда идут деньги, то вместе с ним наверняка идут и вирусы шимпанзе.

– Если вы думаете об инфекциях, – сказал он, понимая, что именно о них я и думаю, – то они бывают не только в деревнях.

Любой шимпанзе, убитый на юго-востоке страны, в том числе и ВИО-положительный, может легко оказаться здесь, в Яунде, и его продадут на мясо в темном переулке или подадут в качестве блюда в каком-нибудь подпольном ресторане.

Мы выехали из города вскоре после полудня, направляясь дальше на восток, навстречу целой процессии из лесовозов, нагруженных до отказа пятью-шестью гигантскими стволами. Где-то тут, в редконаселенном уголке страны, вырубают старые леса. Примерно на закате мы добрались до города Абонг-Мбанг и остановились в лучшей местной гостинице – это значило, что там есть проточная вода, а на потолке в номере – лампочка. Рано утром на следующий день, примерно в часе езды от Абонг-Мбанга асфальтовая дорога закончилась, но лесовозы продолжали ехать нам навстречу – теперь по ржаво-красной глине. К полудню воцарилась экваториальная жара, а там, где нам попадались дождики, от дороги шел красный пар. В остальном же вокруг было настолько сухо, что красная глиняная пыль, которую поднимали проезжающие машины, оседала на придорожных деревьях подобно кровавому инею. Потом мы приехали к полицейской заставе, и нас ждал рутинный, но раздражающий обыск. Невиль справился великолепно: сделал два звонка влиятельным знакомым, отказался давать взятку, которой от нас ожидали, но мы тем не менее получили обратно паспорта всего через час. Этот парень крут, подумал я. Дорога сузилась еще сильнее, превратившись в оранжево-красную полоску земли чуть шире лесовоза, так что нам приходилось жаться к обочине всякий раз, когда мы встречали очередной грузовик, а с обеих сторон все ближе подступал лес. Примерно к полудню мы пересекли реку Кадеи, зеленовато-коричневую, медленную, уходящую в юго-восточном направлении; она напомнила нам, что сейчас мы уже в верховьях бассейна Конго. Деревеньки, через которые мы проезжали, становились все меньше и беднее на вид – совсем мало садов, почти нет скота, не торгуют ничем, кроме разве что бананов, манго или мисок с белыми чипсами из кассавы, сиротливо стоящих на столике, за которым никто не следит. Иногда дорогу перебегала коза или курица. Кроме лесовозов, нам стали попадаться и обычные грузовики с плоскими платформами, перевозящие доски; я вспомнил рассказы, что в таких грузовиках иногда тайком перевозят дикое мясо на черные рынки Яунде и Дуалы. (Фотограф и активист Карл Амманн рассказал об этой тактике, предъявив фотографию, сделанную на перекрестке дорог здесь, на юго-востоке Камеруна: водитель выгружал руки и ноги шимпанзе из моторного отсека своего лесовоза. Эта фотография была опубликована в книге Дейла Питерсона Eating Apes («Поедание обезьян»); по подсчетам Питерсона, люди, живущие в бассейне Конго, ежегодно употребляют в пищу около 5 миллионов метрических тонн дичи. Немалая часть этого дикого мяса, – хотя никто точно не знает, какая, – выезжает из лесов контрабандой, на лесовозах.) Кроме грузовиков, на этой грунтовой дороге сегодня практически не было ни одной машины. К концу дня мы добрались до Йокадумы, городка с населением в несколько тысяч человек. Название города переводится как «Упавший слон», – скорее всего, первоначально оно означало место, где удалось добыть слона[225].