На этот бар Амалия с матерью положили глаз в каком-то магазине, отправившись за покупками. Я не сопровождал их, и это обстоятельство привело Амалию к убеждению, что бар принадлежит исключительной ей, о чем она и сообщила в самой резкой форме во время одной из наших перепалок. Впав в дикую истерику, она не желала понять, что чертов бар волновал меня не больше, чем она сама, – то есть вообще никак. Точно так же мне не было дела до бокалов, стаканов и прочих предметов сервировки, стоявших в баре. Пожалуй, это не касалось нескольких бутылок виски и дорогого вина, которые подарили нам друзья или мы сами купили во время путешествий. Наверняка Амалия подсознательно испытывала желание сделать что-то мне наперекор, а заодно и унизить меня. Мы не могли прийти к соглашению, пока я не уступил ей все наши запасы вина. Остальное, за исключением бутылки ликера «Анис дель Моно», купленной в подарок тестю, я осторожно сложил в коробки и увез с собой.
Всего бутылок десять, из которых до сегодняшнего дня непонятно каким образом дожила лишь бутылка шотландского виски. Содержимое прочих я пропустил через свой желудочно-кишечный тракт за весьма короткий срок – одинокими вечерами, проведенными в компании Пепы, зараженной моей же тоской. Сам не знаю, почему я не тронул виски
Я разглядывал содержимое бутылки на свет – оно было чудесного янтарного цвета. Соблазн, признаюсь, был велик, но я хочу и должен действовать в соответствии с поставленной перед собой целью: до 31 июля избавиться от большинства вещей, привязывающих меня к жизни. С такими мыслями, едва начало темнеть, я взял Пепу, и мы с ней двинулись к Гранвиа, и там я спросил бездомного, который скорчившись лежал на листах картона под строительными лесами, не хочет ли он получить бутылку виски. Он сказал, что хочет, и я ему эту бутылку подарил.