10.
Ни я, ни Раулито не поняли, почему мама велела нам побыстрее выходить из ванной комнаты. Ведь она сама вечно учила нас, что мы должны перед сном чистить зубы не меньше трех минут: сначала верхний ряд, сверху вниз, нижний – снизу вверх, непременно по направлению межзубных щелей, а не поперек, как она видела по телевизору в каком-то рекламном ролике, поскольку из-за этого стирается эмаль. Она приводила нам в пример себя, и не без оснований, поскольку в свои тридцать с лишним лет могла гордиться собственными зубами. При нас, задрав голову к потолку, словно обращаясь к душам тех, кто нашел вечный покой на небесах, она благодарила свою покойную мать за то, что та еще в раннем детстве научила ее ухаживать за зубами.
Она ворвалась в ванную как угорелая – в фартуке и с мокрыми руками. И сразу же приказала нам отправляться в свою комнату. Разве что не стала гнать тычками. Брат по дороге жаловался писклявым голосом послушного ребенка. Ведь он еще не успел как следует почистить зубы. Он нес в кулачке зубную щетку и обвинял маму в том, что она заставила нас нарушить раз и навсегда заведенный порядок. Она велела нам натянуть пижамы, лечь в постели и потушить свет, хотя обычно мы ложились спать много позже. И все это следовало проделать быстро и без возражений. Понятно было только одно: сейчас не время шуметь и задавать вопросы. Подобные сцены – с некоторыми вариантами – несколько раз повторялись в годы нашего детства.
Часто после ужина мама из кухонного окна поглядывала, не идет ли папа. По его походке она определяла, пьян он или нет. Об этом она рассказала, уже став вдовой. Папа пил не каждый день, но когда напивался, лучше было нам с Раулито к его возвращению лежать в кроватях с погашенным светом. Я не знаю, защищала мама таким образом нас или же наказывала отца, не давая увидеть сыновей.
В одну из таких ночей папа, едва войдя в прихожую, принялся кричать. Потом распахнул дверь нашей комнаты, чтобы проверить, действительно ли мы спим. Мама из-за его спины прошептала:
– Ну что, убедился?
Мы с Раулито затаились в своих кроватях и боялись даже пикнуть. Отец со всей силы захлопнул дверь, и нам было слышно, как он удалился, что-то ворча себе под нос. А в темной комнате остался в воздухе стойкий запах трактира и табачного дыма, и я, чтобы не вдыхать его, накрылся с головой одеялом.
11.
Мы привыкли, что время от времени папа приходил домой, «залив бельмы», по выражению мамы. Именно так она и говорила: «залив бельмы». Это выражение предполагало самый широкий спектр степеней опьянения – от слегка поблескивающих глазок до такого ужора, когда он не мог стоять на ногах. Между ними располагались разные уровни помрачения рассудка.