Днем спали обе. Тетка словно впадала в обморок, а Лидия спала чутко, вздрагивала от малейшего шума. Меж тем ночной старухин бред украшался новыми подробностями. Вначале она могла себя удержать у какой‑то черты, не доходить до предела, а потом и прорвало: "Ты прости меня, прости"… — а потом и пояснила, за что простить. Оказывается, она не хотела, ее бес попутал. Он сам виноват.

— Кто виноват?

— Кондрат, отец твой виноват. Она сам виноват, что его расстреляли. Он ведь меня любил, а потом с Лялькой спутался (так звали мать Лидии). Конечно, она молоденькая, свеженькая, на такую всякий клюнет. Он и клюнул. А мне каково?

Рука опять вцепилась в плечо племянницы, слюнявый рот стал выплевывать неизменное "прости", но Лидия Кондратьевна отодрала, отлепила от себя ее руки, как клешни мерзкого насекомого, и вышла из комнаты. Хотелось одного, чтоб старуха умерла — немедленно. Но та не хотела умирать, она боролась за жизнь руками, ногами и голосом. Вначале раздавался звук разбитой чашки, потом вопль — где же ты, наконец! И Лидия, которая пряталась от жизни на кухне, опять шла выполнять роль сиделки. Когда все чашки были перебиты, в ход пошла металлическая кружка, но тетка вместе с бульоном бросила ее на ковер: " Ты нарочно! Ты хочешь чтоб я обожглась!"

За ужасом ночных бдений, когда путаешь день и ночь, Лидия Кондратьевна совершенно забыла, что давно пришел срок писать отчетное письмо Фридману. Но ехать к Дашиному институту и ловить ее издали взглядом ей было совершенно не под силу. Поэтому она просто позвонила Даше на кафедру. Раньше Лидия никогда этого не делала. Вдруг девочку позовут к телефону, и что она ей скажет? Поэтому когда женский вежливый голос ответил, что Даши Измайловой сейчас нет, она вздохнула с облегчением. Сейчас нет, вышла, но вообще‑то есть. Если бы у Даши случились какие‑нибудь неприятности, на том конце трубки непременно поинтересовались бы — а кто ее спрашивает? Или стали задавать вопросы, мол, вы разве ничего не знаете? А здесь все тихо- мирно. И Лидия Кондратьевна с чистой душой написала в Калужскую область, что у Даши все благополучно, что у нее, Лидии, дела обстоят более–менее, только тетка больна, а потому приехать летом, как было обещано, в Калужскую область, она, пожалуй, не сможет.

10

10

Если бы Марина положила перед мнимой дочерью это письмо с заграничным штемпелем, и не откуда‑нибудь, а из Монте–Карло, письмо, которое начиналось словами "мам, пап, здрасте, и ты, ба, здравствуй тоже!", Даша, конечно, сразу во всем бы созналась. Но Марина не могла позволить себе такой следственный эксперимент.