Штемпель на письме сообщал, что оно было отправлено месяц назад, то есть в то самое время, когда они уже привезли Варю домой. Марина на цыпочках пробралась в ванную, закрылась на задвижку, включила воду и, дрожа всем телом, углубилась в текст.

А ведь так хорошо все было! Какое фантастическое, легкое, дурманящее чувство охватило Марину, когда она увидела по телевизору, как наши вдруг, на удивление НАТО, Европе и Вашингтону вошли в Приштину. Теперь, дорогие мои, вы можете орать, негодовать, рвать на себе волосы, но мы уже там… Иванов, наш министр по иностранным делам, для виду извинился, мол, ошибочка вышла, завтра же выведем наши войска с Косовского аэродрома. Запад якобы удовлетворен, но все знают, и мы, и они, никого мы ниоткуда не выведем, а наоборот, будем теперь этот вакуум наполнять десантом с воздуха.

Но Марине было мало телевизионной картинки и скупых слов комментатора, она побежала вниз к почтовому ящику за "Известиями". И рядом с газетой обнаружило это новенькое, с яркими марками на полконверта письмо от собственной дочери.

Боже мой, что это такое? Мелко исписанный текст на шести, нет, семи страницах явно не вмещал восторг, который так и выплескивался из каждого предложения. Она была в Швейцарии, "это, мам, чудо", потом она была в Италии, "всего несколько дней, мы потом вернемся туда", а потом прибыла на Лигурийское побережье, потому что "её хахаль", так и написано, "возжелал пожить в Ницце, пока нет настоящей жары. Все новые русские обожают Ниццу. Я не знаю, что у них называется настоящей жарой, но днем на солнце здесь ад! Ну, то есть как на сковородке".

А дальше — они поехали в Монте–Карло, посмотреть экзотическое государство Монако и зайти в игорный дом, потому что игорный дом — это символ той самой жизни, которую вела ее беспутная дочь и ее непонятный хахаль.

"Я не могу, мам, не рассказать про это удивительное государство. Все оно размещается на скале, которая нависла над Средиземным морем. Страной правит дом Гримальди. Там была какая‑то удивительная история, очень давняя. Во Флоренции враждовали две политические партии — гвельфы и гиббелины, может, я их неправильно пишу, но это не важно, главное, о них писал Данте. И вот одна партия проиграла, другая выиграла, и представитель проигравшей партии по фамилии Гримальди убежал в свою колонию на Лигурийском побережье. Тогда, в незапамятном веке, на скале находился францисканский монастырь. Гримальди тоже нарядился монахом, пришел в ночи к воротам монастыря и попросил убежища. Как только доверчивые монахи распахнули ворота, отряд, который пришел с Гримальди, бросился в монастырь и перебил всех его обитателей.