Он взглянул на меня и сказал: «О Имярек, невозможно говорить о монотеизме иначе как умозрительно».

Передают, что Джунайд сказал:

Единение – это когда человек уподобляется шахматной фигуре (шахс) в руке Господа и ходит, как изволит Он, Всемогущий; когда человек тонет в море Его единства, самоупразднившийся и не чувствительный ни к призывам человеческого, ни к своим ответам на них, ввергнутый в истинную близость реальностью Божественного единства и утративший способность ощущать что-либо и действовать, ибо Бог совершает с ним то, что назначено ему, а именно: чтобы его последнее состояние стало как первое и чтобы он стал таким, каким был до прихода в бытие.

Единение – это когда человек уподобляется шахматной фигуре (шахс) в руке Господа и ходит, как изволит Он, Всемогущий; когда человек тонет в море Его единства, самоупразднившийся и не чувствительный ни к призывам человеческого, ни к своим ответам на них, ввергнутый в истинную близость реальностью Божественного единства и утративший способность ощущать что-либо и действовать, ибо Бог совершает с ним то, что назначено ему, а именно: чтобы его последнее состояние стало как первое и чтобы он стал таким, каким был до прихода в бытие.

Это означает, что достигший единения по воле Божьей более не имеет собственной воли; воссоединившись с Богом, не видит себя, уподобившись муравью[153], – как в те времена, когда был дан обет[154] о единстве, и Господь ответил на вопрос, который Сам же и задал, муравей же был всего лишь предметом разговора. Люди не настолько близки к достигшему, чтобы окликнуть и призвать его, он же не настолько близок с ними, чтобы отзываться на чьи-то призывы.

Это высказывание подразумевает упразднённость человеческих свойств и всецелую покорность Богу в состоянии, когда человек в откровении преисполняется Его величия и становится послушным орудием и тонкой субстанцией, которая ничего не ощущает, его тело становится кладезем Божьих тайн, его речь и поступки исходят от Него. Полностью утратив своё «я», он тем не менее до конца остаётся верен предписаниям религиозного закона, чтобы явить славу Божью.

То же было и с Посланником, когда в ночь Вознесения он был перенесён на «стоянку» близости: он хотел, чтобы его тело было уничтожено, а личность – стёрта, однако Господь пожелал явить в нём Свою славу и повелел Посланнику оставаться в том «состоянии», в котором тот пребывал. После этого он обрёл крепость, и, самоупразднённый, являл собою бытие Божье, и говорил: «Я – не один из вас. Воистину я провожу ночи с моим Господом, и Он кормит и поит меня»; он также сказал: «Я пребываю с Господом в состоянии, которое ни херувим, ни пророк не способны разделить со мной».