Крумбахер пишет: «В нем затронуты все вопросы, которые обычно были предметами бесед в кругу умных и образованных монахов византийских монастырей. Этим объясняются многочисленные отступления на богословские темы и те длинные цитаты из Отцов Церкви, которыми усеяна хроника…Этому незачем удивляться, потому что она была написана в монастыре и для монастыря. В ней живо проявились тот ум, те стремления, те литературные средства, которые существовали в IX веке в византийских монастырях. Влияние этого сочинения, которое было предназначено для преподавания и чтения и которое так часто критиковали, невозможно измерить. У византийцев оно стало основой для множества более поздних трудов по всеобщей истории; оно дало славянам первые зачатки исторических знаний и дало первый толчок их собственным трудам в области истории».

Наряду с летописцами, рассказывавшими общую историю прошлых событий, нужно упомянуть многочисленных писателей, которые пожелали, чтобы научить себя и других, составить жизнеописания тех святых мужей, которые принесли честь монашескому сообществу или восточной церкви. Нет ни одного святого епископа, мученика, исповедника, святого монаха или настоятеля, чьи жизнь и труды не привлекли бы какого-нибудь биографа. А раз каждый такой монах или знаменитый человек отметил свой жизненный путь более благотворным и светлым воздействием на свое время или только на умы своих ближайших современников, то, видимо, все эти деятели и после смерти оказались способны пробудить к жизни целое созвездие писателей, которые, соперничая между собой в усердии, прославляли добродетели своих героев. Жития святых мучеников Димитрия, Георгия, Феодора, столь дорогих набожным византийцам, житие святого Николая, епископа Мир Ликийских, который по почитанию всегда был у византийцев следующим после Богоматери; жизнеописания святого Василия, святого Иоанна Златоуста, святого Григория Богослова, позже жития Феофана Исповедника, Феодора Студита, святого Никифора патриарха, Мефодия, Германа, Игнатия свидетельствуют о постоянном стремлении византийских биографов сделать так, чтобы их прославленных в религии персонажей знали, чтили и любили.

К сожалению, большинство этих житийных сочинений дошли до нас без имени автора. Те, которые не остались безымянными, по большей части написаны монахами. Именно монах из монастыря Далмация написал житие святого Исаакия, одного из самых ранних константинопольских настоятелей, который жил во времена императора Валента и имел тогда невероятную славу благодаря своей добродетели и дару пророчества. Но чтобы увидеть в столице новый расцвет житийной литературы, нужно перенестись в более поздние времена – в IX век, когда богословские сражения наконец перестали терзать византийскую церковь. Житие умершего мученической смертью при Константине Копрониме (в 766 году) святого Стефана Нового, настоятеля с горы Святого Авксентия, было написано (в 808 году) монахом-дьяконом Стефаном Константинопольским. Примерно в эти же годы монах Игнатий Константинопольский, дьякон Великой Церкви, позже ставший митрополитом в Никее, составил жизнеописание патриарха Тарасия, учеником которого гордо себя называл. «Я никогда не забуду, – писал он, – ни пользу, которую извлек из Ваших уроков, ни своего скромного, но полного преданности служения при Вас. Ваша наука наполнила наслаждениями лучшие дни моей молодости, вы познакомили меня с красотой и изяществом триметров, тетраметров, трохеических (трохей – стихотворный размер, то же, что хорей. – Пер.), анапестических, героических стихотворных размеров; моя обязанность при Вас во время священных речей, которые Вы с таким блеском произносили каждый день для блага душ и развития святой вселенской церкви, была записывать их быстрым пером, затем вручать их более умелым переписчикам и заботливо забирать у них записи, чтобы переплести их в книгу. Если я не вспоминаю о Вас всегда, то пусть меня бросят, привязав ко мне камни, в океанские глубины, пусть мой язык, согласно словам Псалмопевца, прилипнет к моей гортани, потому что самая дорогая из моих обязанностей – всегда хранить память о Вас в моем сердце».