— Если что желаешь изъявить, говори. Сейчас даже мне будет неприятно, что я буду вытворять с тобой. — Он нагнулся к лицу пытаемого. — Все же нехорошо на меня смотришь. Напрасно.

Но у пленника не было сил ни смотреть, ни шевелиться. Глаза были просто открыты, потому что безжизненно отвисала челюсть. Она не давала закрыться вехам. От того устрашающе упрямый взгляд казался подозрительным, предупреждающим.

— Ну, прощай, помеха нашего времени. Не желаешь заботиться о бренных останках собственной плоти, мы тоже не в силах помочь тебе. Нам, рабам этой жизни, ни к чему тягаться с судьбой. Терпи, сколько можешь. Если можешь, не кричи. И так мне все опротивело тут, а ты на мою душу. К черту эту жизнь. Надо уходить на покой.

Руки его работали, как у заправского аптекаря.

Жертва дернулась, заскрежетала остатками зубов. Истошный, неожиданно срывающийся вопль заставил вздрогнуть даже мучителя. Но это не остановило его. Руки методично усиливали давление на жилы узника.

Пленник трепыхался и орал всеми неистественными звуками, переходящими то на хрип, то на пронзительные вибрирующие шумы.

— Стой! Стой, гадина! — прохрипел обморочно висящий. — Закрой живот. Холодно.

Кат не сразу понял, что жертва заговорила. Невнятные слова не сразу дошли до его ума. Щелкнул пальцами.

Идиоты быстро подошли, взялись за обратную процедуру.

— Из полиции? — но давая передохнуть, забыть боль, жаля бешеным взглядом, прокричал палач.

— Нет, — протянулось сквозь клокотание и хрип груди жертвы.

— Из органов общественной безопасности? Истязаемый отрицательно покачал головой.

— Откуда? Не медли, не тяни.

— «Великий предел», — только и смог выдавить узник.

— Стоило ли, паршивец, так долго тянуть и глумиться над нами, чтобы продолжать врать, — палач швырнул в пленника пилкой. Со скрипящей злостью выдавил: — Братство. Знаешь ли ты, что братьев не закладывают?

— Уу-оой, — протяжно стонал сектант. Двое машинально продолжали штопать живот. Лицо искажалось в предсмертной агонии. Превозмогая боль, сипел:

— Мои кости, — но слова давались ему более, чем с трудом. Напрягся. — Мои кости до конца вечности будут благодарны судьбе, если она воздаст тебе хотя бы малую толику того, тех ужасов, что пришлись мне. — Силы покидали жертву. Безжизненно повис на веревках, но ненавистно продолжал: — Хотя бы начального, ожидаемого страха.

Последние слова произнес почти бездыханно. Голова упала на грудь.

Палач обернулся. Секунду всматривался в висящего:

— Что за шутки лукавого?