Саперы, приданные из полка, работали щупами — тонкая стальная игла в опытных руках сразу обнаруживала, где тронули землю. В последнее время и Цветову, и Зухуру пришли из штабов инструкции по тактике действий мятежников по установке мин, и работать стало легче. Теперь искали не только мины, но и способы их обозначения: якобы случайно просыпанную пшеницу с края дороги, сломанную ветку, стопку камешков — у каждой банды свой метод. Многие жизни спас и Дик — собака-сапер, улавливающая запах тротила. За два-три часа изнурительнейшей для него работы Дик вынюхивал до десятка пластмассовых итальянских мин, у которых металла всего-то один наконечник взрывателя.
Дик и сейчас обнюхивал побережье арыка, по которому шли в кишлак Зухур, Цветов, батальонный врач лейтенант Владимир Мартьянов и охрана. Мины пока не попадались, это и радовало, и настораживало Цветова.
Чисто по-человечески комбату не хотелось никаких мин, фугасов или какой-то другой душманской злой выдумки, уготованной для его солдат. По-командирски он же прекрасно понимал, что, как только они войдут в кишлак, их путь по берегу реки мгновенно нашпигуют минами, как булку изюмом. И выходить будет гораздо труднее.
Цветов еще раз внимательно оглядел отряд. За саперами шли разведчики Гребенникова, потом сарбазы, солдаты Зухура. Связисту капитан приказал заправить антенну за ремень, чтобы не дразнить снайперов. Правда, Мартьянова прикрывали со всех сторон, и Володя, стесняясь и злясь за эту особую опеку, что-то бурчал и поминутно тыкал пальцем в дужку очков.
В полной тишине вошли в безмолвный, белый от солнца и пыли кишлак. По его узким улочкам пошли быстрее, стремясь выбраться из каменного мешка, где одна граната так же страшна, как минометный обстрел в чистом поле. Цветов, не спускавший теперь глаз с идущего первым Гребенникова, заметил, что тот напрягся, а затем и вовсе замер.
Через мгновение комбат и сам увидел то, чего никак не ожидал.
Площадь была пуста. По ней лениво перекатывались под легким ветерком изодранные красно-зеленые революционные плакаты, вывешенные вчера Зухуром. Где-то посреди кишлака неожиданно закричал ишак и тут же смолк, словно ему набросили на голову мешок.
Зухур остановился рядом с Цветовым, и впервые на его волевом, обточенном ветрами и пылью лице комбат уловил растерянность. И вдруг послышались крики, женский плач. Гул нарастал, заполняя площадь, давил на ощетинившихся во все стороны оружием десантников. На одной из улочек показалась толпа в черном. Впереди шли, заламывая руки и голося, женщины. За ними виднелись мужчины, дети. И над всей этой процессией несли на руках завернутого в белый саван покойника.