Углубилась в березняк. Куда ни глянь — белостволье такое, что слепит глаза. Под сенью раскидистых крон топорщились мелкие елочки. Зинаида вдруг удивленно остановилась. В спутанной влажной траве желтели вогнутые пуговицы-рыжики, целая россыпь.

Собрав рыжики, Зинаида прошла вдоль гряды. Березы здесь стояли тесно, мешая друг другу. На некоторых стволах белый стес с черным круглым клеймом — эти на поруб, для прореживания.

— Я тебе средненьких. Или потолще? — спросила Зинаида, заглядывая в вершины берез.

— Можно и потолще. Ребята сладят, управятся.

— Вот эту. Хороша, много дров наколется. И вот эту тоже… — отсчитывала Зинаида.

Старуха нашла в траве прошлогодний пенек, села, смотрела по сторонам, щурясь, пытливо.

— Лодыгин-то на зиму останется? — вспомнила Зинаида старухиного соседа.

— Кто его знает. Мы с ним не обчаемся. Пока живет, Захар в субботу на вездеходе приезжает.

— Если думно зимовать, пора о дровах заботиться.

— Не оставят на произвол. Захар — всем зятьям зять.

— Тоже верно, — вырубая на стволе зарубку, согласилась Зинаида. — Оба брата Пуховы хваткие… Ну вот, как раз восемь кубов будет, — закончив дело, сказала Зинаида. — Смотрите по зарубкам.

— Спасибо. Не ошибемся, не бойсь.

— Ну ладно, оставайся. Не знаю, когда теперь увидимся, — Зинаида вскочила в седло, перевязалась, напустила платок пониже.

Выехав за деревню, она оглянулась. Павла Егоровна, вытягивая руку с посошком, слегка согнувшись, тихо шла через поле.

Какое-то время Зинаида ехала проселочной дорогой. В глухом овраге стоял завязший по ступицы комбайн, торчали из-под колес прутья, перемолотая солома. Впереди комбайна, натянув трос, вездесущий выручальщик — «ДТ». Но все тихо, моторы заглушены, никого не видно.

Зинаида взглянула на косогор — вон где, на солнцепеке устроились. Комбайнер с трактористом выпивали полулежа, зеленела бутылка, коробилась газета с разложенными припасами. Парнишка в белой нахлобучке тоже сидел в кругу, ухмыляясь, осоловело вертел головой.

Зинаида проехала, они даже не удосужились спрятать бутылку. Тракторист, двигая тяжелой скулой, равнодушно посмотрел через плечо.

«Работнички, совсем обнаглели! — возмутилась Зинаида. — Нет, братья Пуховы не разлягутся середь дня, что ни говори, таким вот не чета».

Вокруг Залетаевки овес убран. Блестит обметанная паутиной стерня, белеют плотные копны, растерянное зерно набухло и потемнело. Лысуха, почувствовав в поводьях свободу, подошла к первой куче, принялась щипать измочаленную, мягко похрустывающую солому. Зинаида не понукала ее, смотрела на ровные ряды копен.