Он лез, с трудом переставляя ноги и отрывая вдруг отяжелевшее тело от балясин: ветер как смолой приклеивал его к вантам, и казалось, им нет конца. Но это было лишь начало. Женька знал, что не остановится до тех пор, пока не займет место Сашки Копылова на левом ноке бом-брамселя — самого верхнего рея…

На марсовую площадку удалось забраться легко, но, перелезая на узкую лестницу вант, ведущих к брамселям, Женька посмотрел вниз, увидел лезущих за ним курсантов, маленькие фигурки боцмана и Егорова на палубе и испугался. Правда, испуг этот был мгновенным, и никто не заметил его, но Женьке стало стыдно. Он чуть не заплакал и, собрав силы, скрипя зубами и не жалея ободранных на балясинах коленей, устремился вверх.

Он всего один раз проник на салинговую площадку, да и то во время стоянки в Севастополе, когда парусник был прикован к земле якорями и швартовыми канатами. Но и тогда он узнал, как трудно выкарабкиваться на нее с вант: никакой страховки, выход силой на руках, потом — ноги вверх и зависаешь над палубой вниз головой… Сейчас, подстегиваемый страхом и упрямством, он и на салинговую влез быстро. Когда же выпрямился там во весь рост, держась обожженными ветром руками за рымы мачты, то голова его закружилась от нового, еще незнакомого ему чувства победы. Наверное, то же переживает альпинист, одолевший тернистый путь к вершине.

Внизу под Женькой волновалось море, пенились волны, налетая на борта «Крузенштерна». Нижние реи при каждом наклоне судна сбивали ноками эту пену и тяжело поднимались обратно. Люди на палубе казались маленькими букашками, жизнь которых целиком зависела в эти минуты от воли моря и, может быть, от него — Женьки Крутова, взирающего на них с сорокаметровой высоты. Женька подумал так и засмеялся. Да, он был здесь один. Подобранные паруса мешками провисали под реями, и все ветры Средиземки, уже не стесненные ничем, впивались в Женьку, рвали на нем бушлат, штаны, запутывались в волосах. Но Женька знал: они побеждены им, беспомощны перед ним. Сколько раз в своих деревенских мальчишеских мечтах видел он себя таким победителем, когда, сидя на чердаке, спасал гибнущие корабли, добирался вплавь до необитаемого острова, тащил по бесконечному льду нарты с умирающим другом; нелегко ему было, но он умел преодолевать трудности, умел возвышаться над ними и над людьми, мелкими в своей трусости и жажде жизни…

И снова он засмеялся и пополз вверх по мачте, туда, где свободно трепыхался на ветру веревочный, «мартышкин трап». Конечно, он понимал, что не должен был так поступать, что его выход на бом-брамсель будет грубым нарушением устава парусника, потому что на верхних реях работали уже опытные, привыкшие к ним и отдельно обученные этому курсанты. Но желание остаться до конца победителем заглушало в Женьке всякий здравый смысл.