Еще раз оглядевшись, он спустился с коня и поморщился от боли. Повязка на руке основательно набухла кровью и сползла на локоть. Солнце меж тем надкусили зубастые горы. Время текло вместе с водами прозрачного ручья, у которого остановился измученный беглец, и пробил час, когда на небосклоне проступил перламутровый лик луны. Медленно, будто присматриваясь к земле, ночное светило всё выше поднималось по небесной тропе.

Положив перед собой пистолеты, Ксавье приложился к фляжке. В груди было тесно от радости и сознания, что он остался жив.

Цель их поездки заключалась в ежегодном нудном сборе прошений и решении накопившихся вопросов в близлежащих от Монтерея миссиях. Они подъезжали к последней из них — Сан-Луис-Обиспо, как вдруг попали под обстрел неприятеля… Ксавье сплюнул с досады, перевязывая рану: «Святая Дева! Когда всему этому аду придет конец?» Он вытряхнул песок из сапог, омыл распаренное лицо.

Луна достигла зенита, спрятав свое бледное чело под мерцающую вуаль облака, когда испанец вдруг поднял голову и схватился за пистолет. Среди разнообразных шорохов, наполнявших ночь, он вдруг расслышал характерное позвякивание подков. Это была быстрая и четкая лошадиная поступь, которую нельзя было ни с чем спутать. Поначалу шум был чуть слышен, но по мере приближения становился всё более явственным. Жеребец у коменданта вскинул морду и захрапел, вперившись напряженным взором в густую темень. Ксавье сдавил пальцем его влажные ноздри и тихо взвел курок.

«Madre Dios153, только бы свои… Похоже, отец Ромеро…» — приглядываясь, подумал он.

Действительно, никакого шума погони позади всадника не было слышно. Над равниной царила тишина. Лишь по небу метались лохматые тени, предвещая ненастье и близкую скорбь.

Вскоре черный силуэт в рясе и широкополой войлочной шляпе вырисовался между двумя кактусами, и офицер с радостью убедился, что интуиция не обманула его: это и вправду был падре Ромеро, озаренный ярким серебряным светом луны. Часто озираясь, сжимая в руке ружье, монах с величайшей осмотрительностью оглядывал каждый валун и куст мескито, подозревая в них затаившегося врага. Прошла еще минута, прежде чем его конь остановился у подножия угрюмого холма.

—  Да здравствует Всевышний! — тихо выкрикнул де Хурадо и вышел из укрытия.

—  Во веки веков. — Ромеро спрыгнул с коня и, перекрестившись, обнял коменданта. Ряса на старике свисала клочьями, потное лицо и грудь облепила пыль.

—  Они потеряли ваш след, падре?

—  Похоже… — монах размял ноги и, бряцнув оружием, сел на камень. В темноте слышно было тяжелое дыхание еще не успокоившегося от бешеной гонки жеребца.