Красное пончо вновь показалось из-за холма, и палец нажал на курок. Пуля выбила из седла бородатого. Соломенная шляпа слетела и, подхваченная ветром, покатилась по склону, точно тележное колесо.
Этот мужественный отпор внес замешательство в ряды инсургентов. Яростно крича и оглашая равнину выстрелами, они остановились, задумав, по всему, принять какое-то решение.
Отец Ромеро воспользовался этой передышкой и погнал своего жеребца.
Глава 14
Глава 14
У широкой реки Салинас, что величаво катила свои воды на север, они остановили лошадей. Бедняга Торрес потерял столько крови, что едва ворочал языком. Падре помог спуститься ему на землю и перевязал свежим куском рясы бедро.
Дальнейшее бегство было невозможно.
— Застрелите меня, отец… — прошептал драгун, повернув к монаху свое бледное, осунувшееся от безмерной усталости лицо с глубоко запавшими глазами. В них горела мольба.
Старик мрачно молчал, прислушиваясь к глухому топоту копыт за своей спиной. Голова его страшно болела, череп трещал, будто съёжился, как сушеная горошина.
Внезапно он поднялся и, выдернув из чехла широкий нож, решительно подошел к своему коню, обнял его за сырую шею и порывисто прижался щекой. Животное доверчиво стояло, уткнувшись бархатными ноздрями в грудь своего хозяина, и печально смотрело, будто прощалось. Через минуту конь тяжисто рухнул на землю. Кровь хлестнула фонтаном из его распоротого горла. То же самое монах проделал и со вторым конем, предварительно подведя его к окровавленной туше.
Теперь на открытой равнине у них был довольно сносный бруствер, за которым можно было укрыться от пуль и подороже продать свою жизнь.
Старик жадно хватил взглядом небесную синь, слюдяную поверхность реки, которая ослепительно сверкала на солнце в обрамлении дубов и вязов. Воздух был настолько свеж, что казался зеленым. Отец Ромеро смахнул слезу и кивнул тихо стонущему Торресу:
— Я думаю, сын мой, сегодня славный день, чтобы умереть. Мы еще повоюем.
Он поскреб свой большой нос и принялся не спеша заряжать все пистолеты и ружья, которые у них имелись.
— Падре, — Торрес с трудом развязал узел душившей его рейтарской косынки и попытался улыбнуться. Он был до слез тронут участием священника, который не бросил его и не оставил страдать в одиночестве. — Вы уж простите, что я взорвался тогда у ручья. Вы же знаете, у меня короткий фитиль.
— Знаю, сынок… поэтому советую до встречи с Господом сделать его подлиннее. Стрелять сможешь? — он приподнял седые брови.
Торрес, уперевшись спиной еще в теплое, потное брюхо своего коня, согласно протянул руку.