Все поднялись, точно по команде.

– Тише… Тише… – остановил кто-то.

– Что тише? – огрызнулся Сидор. – Громче! За Россию!

За Сталина!

– Правильно! За советскую власть!

Климыч опешил. Взявшись обеими руками за ворот рубахи, он с силой рванул его.

– Что же это такое? Кто вы есть такие? – вопросил он сидящего рядом деда Макуху.

– Русские мы, советские люди мы, – лукаво подмигнул дед. – И дело свое знаем, будь покоен!

Климыч внезапно повалился головой на руки и как-то страшно захрипел, вздрагивая всем своим могучим телом.

– Сынка… Сынка… – прорывалось у него сквозь рыдания.

– Сына у него, Мишутку, эсэсы недавно шомполами до смерти засекли, – доверительным шепотом сообщил Макухе Сидор. – Вот он и мучается. Один был у него сынок.

– За что засекли? – нахмурившись, спросил Макуха.

– Партизанам в лес харчишки таскал, а они выследили и изловили…

– И сам партизаном был? – продолжал интересоваться дед.

– Куда ему там! – вмешался в разговор Поликарп. –

Пятнадцать годков всего мальчонке… А вот смотри, видишь? – Он быстро поднял рубаху, обнажая грудь. – Видишь?

На груди возчика краснели широкие рубцы.

– Гитлеровцы – собаки. Штыком… – Поликарп заскрежетал зубами и опустил рубаху. – Думал, подохну, ан нет – выжил. А кабы не эти раны, думаешь, я тут бы с вами дрова колол? И все одно уйду, дай только подкрепиться маленько, пусть легкое заживет.

– Куда уйдешь? – усмехнулся Макуха.

– В лес.