– Спокойно, мальчик, спокойно, – проворчал Шон и потрепал его по холке.

Сейчас он поджидал этого человека, явившись на рандеву, как всегда, пораньше. Он любил являться первым, чтобы приходили к нему, а не наоборот. Это был старый прием: гостем на данной территории казался не он, а другой, вдобавок у ждущего есть время подумать, привести в порядок мысли, постараться предугадать поведение будущего визави.

Место и время встречи он выбирал очень тщательно. Мысль о том, что Дирк Кортни снова вторгнется в его владения и явится к нему в дом, была ему отвратительна. Ореол зла окружал этого человека, который, казалось, мог заразить все вокруг, а Шону очень не хотелось, чтобы зло запятнало святая святых всей его жизни – имение Лайон-Коп. Шон не желал, чтобы этот человек даже ступал по его земле, поэтому и выбрал для встречи небольшой пограничный участок, непосредственно примыкающий к владениям Дирка Кортни. Он длился всего полмили, и только здесь Шон велел натянуть колючую проволоку.

Будучи сам скотоводом и большим любителем лошадей, Шон терпеть не мог колючую проволоку, но тем не менее между его землей и землей Дирка Кортни она была натянута. И когда Дирк прислал ему записку с просьбой о встрече, Шон выбрал именно это место: здесь их станет разделять изгородь.

Вторую половину дня для встречи Шон выбрал тоже не случайно. Низкое солнце окажется у него за спиной и станет светить в глаза этому человеку, когда он поднимется к нему по склону нагорья.

Шон достал из жилетного кармана часы: уже без одной минуты четыре, а встреча назначена ровно в четыре пополудни. Он посмотрел вниз, окинул взглядом долину и нахмурился. Склон внизу пуст, дорога просматривается до самого города. Она оставалась пустой с той минуты, как полчаса назад юный Марк, оставляя пыльный след, протарахтел по ней на своем мотоцикле.

Шон перевел взор дальше, туда, где по ту сторону города высились белые стены великолепного особняка, который построил Дирк Кортни, вернувшись в эту долину. Он назвал его Грейт-Лонгвуд – помпезное имя, под стать помпезной постройке.

Шон не любил смотреть на этот дом. Ему казалось, что он окружен той же, мерцающей даже в дневном свете аурой зла, такой плотной, что ее можно даже потрогать; кроме того, он много всякого слышал об этом доме – любители сплетен с горящими глазами пересказывали, что происходит под его крышей по ночам.

Он верил, что в этих рассказах много правды. Иными словами, он хорошо знал и глубоким чутьем, которое некогда называлось любовью, понимал человека, который давно перестал быть его сыном.