__________

Ночь давно перевалила за середину. Лунный свет, просачивающийся сквозь высокие узкие окна просторных покоев, вот-вот должен был одержать победу над одинокой догорающей свечой, расплывшейся по блюдцу теплой лужицей, когда София бесшумно, с неожиданной для ее кряжистой фигуры грацией, проскользнула в покои аббатисы. Остановившись в центре комнаты, она замерла в почтительном поклоне над пожилой женщиной, тихо дремлющей в кресле. Мгновение спустя матушка Абигайль подняла голову и, словно вернувшись к давно продолжающейся беседе, спросила:

– Ты перепроверила? Сегодня дежурит сестра Арабелла?

София молча кивнула.

– Тогда ты знаешь, что нужно делать. Возьми, – на стол лег кисет из толстой дубленой кожи. Кисет слегка шевелился. – Это тебе понадобится. Когда закончишь, возвращайся к себе и не появляйся до утренней молитвы. Принесешь завтрак – тогда расскажешь все подробно. А сейчас ступай, и благослови тебя Бальда Всепобеждающая!

Молчаливая монашка кивнула еще раз, после чего и стол, и комната опустели. Аббатиса, заменив догоревшую свечу, устроилась в кресле поудобнее. Ей оставалось самое трудное: ждать.

__________

Путь Софии лежал наверх. То узкими извилистыми коридорами, то бесконечно длинными, пустующими ночью анфиладами пробиралась она к неприметной двери на третьем этаже в кольцевом коридоре восточного крыла. Справедливости ради приходилось признать, что Алексу, этому неизвестно откуда взявшемуся выскочке, удалось осмотреть и нанести на свой пергамент пусть далеко не все, но неожиданно много. Много, даже невзирая на то, что основное здание было огромным, да еще с массой более поздних пристроек, перепланировок и поддерживать в надлежащем порядке каждый уголок да закуток, как в пору былого расцвета (хотя дела монастыря и сейчас шли относительно неплохо), не хватало ни рук, ни времени, ни денег. В результате какие-то помещения были без затей наглухо заколочены досками крест-накрест, какие-то – заперты с незапамятных времен, а ключи давно потеряны. Однако, посреди несусветной неразберихи, была одна дверь, в которую никто никогда не входил и не выходил, но которую этот самоуверенный молокосос пометил на своем плане крестиком. Матушка Абигайль без колебаний положилась на интуицию молодого зазнайки, а чуть позже, София, в глубине души не одобрявшая это решение, смогла убедиться в правоте и аббатисы и, как это ни прискорбно, Алекса.

Последние сомнения отпали после того, как, через пару дней осторожного наблюдения, удалось удостовериться, что дверь денно и нощно охраняют одна-две крепких монахини, скрывающиеся в нише неподалеку. Этаж в этой части здания представлял собой широкий кольцевой балкон, проходящий по всему периметру под малым восточным куполом монастыря. С внутренней стороны балкон огораживали ажурные деревянные перила с резными столбиками; с внешней – стена, по которой ниши с высокими узкими окнами-бойницами и небольшими декоративными колоннами перемежались небольшими комнатушками за массивными дубовыми дверями. Ниши были достаточно глубокими, чтобы не просматриваться ни сбоку, ни с нижних этажей и являлись надежным укрытием тому, кто искал уединения – в одной из них и находился охранный пост. Пришлось потратить уйму времени, чтобы установить порядок и очередность смен. Состав дежуривших сестер оказался небольшим, эти монашки всегда держались особняком, даже во время общих молитв и трапезы. София попыталась разузнать о них хоть что-нибудь – из обрывков подслушанной болтовни, из обмолвок и скупых объяснений монахинь, с которыми она, по поручению матушки Абигайль, успела сойтись поближе, но выяснить удалось немного.