Как вдруг Угрим приспел! Привел волынцев. Волынцев гонец проморгал, ты их не ждал. А кони у них были свежие, а сами они сытые и злые. Конечно, мог бы ты ударить на Угрима, ты даже мог остановить его. И это же какая честь! И так всякий слепой поступил бы!..

А ты завыл! Загикал! Зарычал! И побежали вы, своих не подобравши, в лес, и дальше, лесом же, на Друцк. А Ярополк, Угрим и все они – за вами кинулись. Слепые! Кровь их ослепила, гнев разума лишил, нюх у них только и остался, след на снегу, много следов, следы в крови – охота! Да не та. Охотится не тот, кто настигает, а тот, кто зряч. А Ярополк был слеп. И то! Вот Друцк, и вот его ворота, а за воротами захаб – всегда так строились и строимся, ты что, брат Ярополк, ворот не видывал? Кто эдак слепо лезет?! Да и темно уже было тогда, ибо пока до Друцка добежали, пришла ночь, ворота – черный зев, и полочане – в зев. Так это же свои и их там ждут, а он куда ломился? Слеп был Ярополк! А еще больше глуп – ум его в гневе захлебнулся, и он, а с ним Угрим и еще четверо, коней не удержав, по переметному мосту галопом вскочили в захаб! А за спиной у них ворота – клац! А небо черное, мороз, звезды горят – там, в вышине, их не достать, а здесь, внизу, стены вокруг – там, здесь, и спереди, и сзади; захаб захлопнулся, и вот теперь вой, Ярополк, кляни свою судьбу, зайцем визжи, шипи змеей, а силок уже не распахнется! Вот и оробел тогда брат Ярополк, и конь под ним плясал и ржал. А сверху, со стены, на этот топ да перетоп смотрели полочане. У них уже и стрелы были вложены, и тетивы натянуты, и только позволь ты им тогда – и полетели бы стрелы, и пали бы слепцы эти, глупцы в хрустящий снег ежами оперенными! Но ты не позволил, сказал:

– Один пойду.

Пошел. Вошел в захаб. Меч в ножнах был, а руки колотило, и снег трещал, гремел! Конь Ярополков перед тобой вздыбился, ты за узду его перехватил и на себя рванул…

Конь сразу присмирел, встал, фыркал пеной. А Ярополк, в гриву вцепясь, чуть было не упал с него, да удержался. Ну а Угрим и эти четверо… Ты на них даже не смотрел, а Ярополку руку протянул, сказал:

– Вот видишь, брат, а сладилось по-моему! Ты вышел. И теперь будь гостем!

Он сошел с коня. Не обнимались вы тогда и один другому рук не подавали, а так, молча пошли – ты впереди, он сзади. При нем был меч, а ты был без шлема, но ты даже не оглянулся. В терем привел, и сели вы за стол, служки забегали, а вы сидели и смотрели один на другого. Крут был князь Ярополк, и не успей Угрим к Голотческу, зажег бы он себя вместе с обозом! Он и теперь сычом сидел. А снег в тепле растаял, и капли были на усах, на бороде и на бровях его. А щеки были красные с мороза. А губы белые, обветренные, тонкие, а брови девичьи, крутые, ресницы длинные, глаза – как у нее… Только тогда ее, той девочки, той твоей гостьи дорогой, еще в помине не было, и кто бы тебе тогда сказал, что после оно так все обернется, ты не поверил бы и засмеялся!