Вот как было тогда, когда креста еще не знали! А нынче едут кланяться ромеям, чтобы патриарх решал, можно причислить к лику или нет… Прости мя, Господи, но так же ведь у нас заведено! Да Ты лучше меня об этом знаешь. Владимира Крестителя и по сей день святым в Царьграде не признали. А вот зато Бориса и Глеба, его сыновей, сразу причислили! Не потому ли это, люди говорят, что Борис и Глеб для них свои, такие же ромеичи? Но, Господи, я не ропщу, я верую! Да поразит меня Твоя десница, если я в чем усомнюсь. Святые они, да, воистину святые! Царьград их святость подтвердил! И я, узнав о том, возликовал. Ибо уж мне ли, Господи, не знать, что есть усобица и клятвопреступление?! Не я ли сам был ввергнут в ров, не я ли ждал во рву, когда, как и за ними, за мной тоже придут, чтобы и меня – волк, знаю, волк я, волк! – чтобы и меня заклать, как агнца?! Борис и Глеб! И у меня Борис и Глеб, я их именовал в честь тех, причисленных. И, так же в их честь, я Святополка отпустил из Полтеска, а Ярополка из Друцка, а после к себе вернулся и молчал, зла не держал, а по весне уже, узнав о торжестве, и я, как все братья мои, отринув меч, собрался в Киев, хоть они меня и не звали, дошел до Любеча… и повернул. Слаб оказался, Господи! Да еще люди наболтали, настращали. А, может, такая тогда была правда? Как же обидно это, Господи! Да посудить: какая была радость на Руси, какая честь всем нам, рожденным от Владимира, – дядья наши причислены! Так вот хоть бы тогда всем нам забыть про наши прежние раздоры, сесть за единый стол… Так нет! Змееныши, они и есть змееныши. Вот что удумали! Обычно день поминовения святых как назначается? По дню успения. А тут брат Изяслав велел, чтобы торжество было назначено на мая второй день – то есть на тот самый день, в который он и ляшский Болеслав за четыре года до того в Киев пришли. Вот от его веления и получилось, что сошлись два его торжества: день избавления от хищника Всеслава и день перенесения мощей святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Мол, помни, Русь: Всеслав – он тот же Окаянный, а я, Изяслав Ярославич, в святом крещении Димитрий… Но это тебя когда еще крестили! А после, когда возмужал, кем ты стал, Изяслав?! Уж не твоим ли именем сын твой Мстислав тогда, в тот черный мая второй день, сто двадцать пять голов на копья поднял? А сколько глаз достал! А языков наотрубал! Но и это не все! Ты вспомни, Изяслав: я разве сам собой в Киев пришел? А не ты ли это, переступив чрез святой крест, меня подло схватил, в цепях привез и ввергнул в ров и жаждал погубить?! Да не успел! Поганых не сдержал, бежал, и тогда я, как старший по Владимиру, его венец приняв, пошел на Выдубичский брод и Степь побил…