А ночью он увидел сон. Как будто бы он спал, а после проснулся, но головы поднять не может, потому что кто-то схватил его за волосы и держит. Хан долго открывал глаза, а они не открывались. После он все равно их открыл и увидел, что над ним склонился кто-то в высокой княжеской шапке, отороченной волком. Лицо у этого человека было серое, и глаза серые, так же усы и борода, и даже губы и зубы. И вот что еще: зубы блестят, глаза блестят, а рот вот так от гнева перекошен – ну точно волк! И он хану что-то говорит, говорит очень зло, даже не говорит, а как будто клокочет!.. А после вдруг замолчал – и только смотрит, ждет. Аклан хотел вскочить, а не может! Потому что и на руках у него двое сидят, и так же двое на ногах, все очень крепкие – не шелохнуться. А этот…

Лесной брат, узнал его Аклан!..

Одной рукой опять схватил хана за волосы и запрокинул ему голову, а второй – ребром ладони – ка-ак рубанет по кадыку!..

…Хан очнулся и долго лежал, кровью харкал. Потом совсем затих. Лежал и думал: вот так сон! А потом вдруг слышит, что огонь шипит. Он подполз к огню и видит: это казан лежит в золе, днище копьем пробито. Хан весь затрясся и позвать хотел! Кричать!..

А не смог. Он тогда дальше пополз. Дополз до выхода, откинул полог, посмотрел наружу. А там ночь, вьюга, и следов уже не видно – все замело. И удальцы его лежат, все шестеро, наверное, порезаны, и их тоже почти замело. Завыл тогда Аклан, заныл, грыз руку, бился головой…

А за рекой опять колокола звонили. Ночь была темная, безлунная, и ветер выл – это там гуляла волчья свадьба.

А утром хан поднял орду и приказал идти обратно. Уньшие были рады, также и все остальные. Поэтому сразу пошли. Рыжий князь прибегал и руками махал и кричал, чтобы они не уходили, что он им еще больше даст, а, может, даже все уступит. Но Аклан так сказал:

– Нет, князь, уйду. Волка травить – это не волчье дело! – и ушел.

Шел – жег и грабил. Всех. Быстро шел! Князья за ним не поспевали. Так и ушел он в Степь, там, в Степи, и залег. А через год опять пришел, но уже не на Полтеск – на Русь. И вел его уже не Мономах, не Святополк, а ссаженные братья Святославичи – на Мономаха и на Святополка! Вот так оно с того и повелось – с легкой ромеича руки. Брат Изяслав, великий князь, потом гонял послов на Полтеск, говорил: «Брат, я не знал! Да кабы я тогда…» А ты молчал. А мог бы и сказать, что кому надо, тот всегда узнает. Вот ты тогда их почему еще под Менском встретил? Да потому что уже знал: идут они. Ибо был тебе от брата их, от Ярополка Изяславича тайный гонец с известием: «Они ведут на вас бурчевичей, волчью орду, ибо Владимир говорит, что волка можно только другим волком одолеть!» Да не сбылось: волки сошлись – и разошлись, у каждого свои угодья, и поэтому не мне ходить на Степь, и не зови меня, Владимир, не пойду! И…