Князь очнулся и открыл глаза. И, усмехнувшись, сердито подумал, что это очень хорошо, что он ничего такого там не говорил. Потому что какая теперь Степь, какие ходить, не ходить! Князь, не смеши людей, тебе всего два дня осталось! Твой путь закончен, ноги как колоды. Везут тебя к Ней на заклание. Вода черна. И берега черны. А вон тот курган, возле которого ты видел Буса. И это курган Микулы. Да, он креста не знал, зато Полтеск при нем славен был.

…А Изяслава – князь опять зажмурился – Изяслава положили в каменную раку и похоронили в храме Богородицы. Как про него тогда же было сказано, не без печали он прожил на этом свете и видел много всякого зла. И то! Два раза ссажен был! А после еще в третий! Всеслав, не удержавшись, улыбнулся и еще раз с радостью подумал: да, и в третий! И опять ты проморгал, змееныш! Всеслава ты всю жизнь боялся, Изяслав, и от него ты смерти ждал – ведь чуял же, что он выше тебя, и что не по тебе, а по нему стол Киевский, и оттого тебе и думалось: как только изведу Всеслава, только тогда буду крепко сидеть.

А вот не усидел! Да и не я, подумалось, был тебе, Изяслав, на погибель рожден, а другой. Но ты его и в мыслях не держал. И он, губитель твой, рос в твоем доме – сын младшего брата, изгой. Их было двое младших братьев Ярославичей, Владимировых внуков, – Игорь и Вячеслав, – и они оба рано умерли, но от обоих осталось по сыну: Борис от Вячеслава и Давыд от Игоря. И Давыд поначалу был тих, Давыд еще свое возьмет, он еще бросит нож меж братьями, но это когда еще случится! А вот Борис…

И кто бы мог подумать, что Борис поднимется?! Кто он такой? Изгой! И нет ему пути по лествице. Да и ступить там некуда: есть на Руси три брата Ярославича, и хватает у них сыновей, они и держат отчину. И есть еще Всеслав, он тоже русь, но – сатана, от веку так заведено, чтобы везде был сатана, ведь не бывает дня без ночи и лета без зимы и жизни без ясно кого. А кто такой Борис? Вот то-то же! Так что единственно за его кровь и воздавалась ему милость: был у Бориса двор, был прокорм, была даже малая дружина, и его даже звали на пиры. Чего ему еще было желать?! А вот поднялся Борис Вячеславич! А вот и ударил – да так, как никто и не чаял. Пока старшие между собой рядились да сшибались, он сел в Чернигове. Один! И всей дружины у него было всего четырнадцать мечей, а вот град покорил! И вот неделю в нем сидел, судил и жаловал, казну раздал, амбары отворил, вече собрал и там черни черниговской был люб…

Обложили Ярославичи Чернигов! Но не склонился град, а затворились и кричали: мы не хотим других, Борис нам господарь, и мы за него постоим, пусть даже нам за это будет смерть! Вот каковы были тогда черниговцы! А что Борис? Ведь мог же он сидеть за стенами, стены в Чернигове крепки и высоки, и долго бы сидел, пока не взяли бы, пока не уморили, пока, как в Киеве, сто двадцать пять голов на копья бы не подняли…