– Откуда, князь?

– Потом скажу. Ночь впереди! – И сразу, чтобы не опомнились: – Вот так-то, соколы! Князь я, и сила у меня, и правда у меня. Поэтому я в граде господин, а не они. Смеялся, пес! Смеялся, да? Горяй!

– Да, князь!

– А теперь я смеюсь! А завтра сыновья мои придут – и не одни! А в среду – ряд. И пальцем я не шевельну, а приползет он, пес, и всё, что мне… всем нам – и мне и вам, – положено, в зубах подаст! Как, спросите? А так!

И князь, увлекшись, даже поднял руку, замахнулся… И так и застыл. И снова тихо, медленно заговорил:

– Я еще в прошлом году призывал их к себе и сказал: «Отдайте то, что мне положено по ряду, вон сколько лет уже не плачено». И что они? Ответили: «Не можем, князь, бедны как мыши мы!» И я это стерпел. И то: град – он же мой, и всё, что у рабов моих, – и без того как бы моё; поэтому какие тут долги, так думал я, моё от моего, что ли? И больше требовать не стал. Ну а теперь, вижу, всё по-иному! Долгов не отдают и самого хотят ссадить! Так что, мне в одной шубе уходить, вот в этой, что на мне? Так я бы и ушел, что мне, не привыкать, и сколько уже мне того житья осталось… А сыновья мои? А вы? А правда где? А… где добро мое? Не знаете? Все знаете! Вот ты скажи!.. Ну, ты тогда! Не слышу я!

И… в полной тишине… сказал Копыто:

– А… в амбарах. Ну, в тех, которые…

И осенил себя крестом! Еще раз! И еще! Вот пес! Князь засмеялся, повторил:

– В амбарах! Вот где! Все слыхали?! И если ты, Горяй, и в самом деле хочешь Любима задавить, так вот где его смерть – в амбарах! Туда иди и там дави! – и показал, за что давить, и скорчился…

И они сразу зашумели, засмеялись. Вот что им надо, псам, гневно подумал князь. Ох, Господи, прости мя, Господи, ведь знаешь ты – не ради злата я, не ради зла! А посему…

И дальше было вот что: ты им еще дальше говорил, а они кричали: «Любо!» А что еще им, псам, было кричать, когда ты говорил: да посмотрите же, кто я, кто вы, и кто они, купцы эти продажные! Кровь нашу пьют, жируют! А на чем? Да все на том, что мы и день и ночь из года в год в ратных трудах! Кто держит волоки? Кто Русь укоротил? Кто по Двине дошел до моря? Мы, только мы! А кости белые вдоль двинских берегов чьи – их? Нет, зачем? Им этого не надо! Им подавай рабов, меха да паволоки! Диргемы подавай! Мед, хлеб! Что еще? Да всё им подавай, им всё сгодится! Но только стоит нам сказать «а наше где», так отвечают нам: «нет ничего»! А посему… отныне не бывать тому, как он, Любим, замыслил, а будет так, как я велю! Вот что велю: идти, мечей пока не обнажая, Туче на свой конец, на Заполотье, Горяю на Окольный Град, и… выставить при всех церквах дозоры. Они ж божились ведь: «Как мыши мы!» Ну, так смотрите, соколы, чтоб из церквей и мышь не убежала! Чтоб все, что там упрятано, было нетронутым до веча, до среды. А в среду посчитаемся – по правде. По правде и поделим. В среду. А пока… Идите, соколы, я так велел, весь грех на мне; идите!