– Сядь! – гневно сказал князь. – Сядь! Князь велит.

Он сел.

– И на меня смотри!

Смотрел.

– Вот то-то же.

Князь взялся есть. Брал кашу, стряхивал и снова набирал, глотал – колом стояла; липкая, холодная. Вот каково, гневно подумалось. В Степи земля сейчас такая же, как то, что ты мне сварил. И там земли этой!.. Щедр Мономах, он окормить горазд. Тьфу! Выплюнул, ложку поднял, примерился…

Игнат зажмурился…

Князь бить не стал, а только усмехнулся. Дальше ел. Вспомнился отец, как он однажды сказал: «Все есть земля, и мы с тобой – земля, из земли мы приходим и в землю уходим, и если землю чуешь, то, значит, и пора уже туда, значит, она зовет». Ты побелел тогда. Он засмеялся и сказал: «Чего бояться? Зовет – и это хорошо. Вот если принимать не станет – вот тогда беда. Так что как будет она тебя звать, так знай, что это я тебя зову, и дед твой, прадед… все, от Буса начиная». И вот уже зовет, подумалось. А этот зверем смотрит! Амбары пожалел. «Грешно при храме стражу ставить» – так скажет, если у него спросить. А прятать в храме то, что не твое, – это не грех? А прикрываться словом Божьим? А если говорят тебе «отдай», а ты глумишься – это что? А то, что сам грешишь и меня в грех ввергаешь. Ждет пес Любим, что я, осатанев от его дерзости, меч обнажу. Только зачем мне это? И так грехов на мне – не перечесть, придет среда, взвалю я их… А этот грех уже не унести, он сыновьям останется, на них падет; сойдется люд и станет у них спрашивать: «Зачем жгли град, он что, не ваш?!» И что им тогда отвечать? Вот так-то, пес Любим! А посему кидайся, лай до хрипоты – я все стерплю, правда при мне, и я с ней на вече приду, а ты, амбарами придавленный, – ты не придешь, но приползешь, и будет все по уговору, ибо увидят все – князь слова не нарушил, ворота не закрыл, мир сохранил, и, значит, правда с ним, а не с тобой, Любим, и, значит, князь…

Нет, этак подавиться можно! Князь отодвинул мису и сказал:

– Иди отдай ему.

– Кому это?

– Ему. Под печь.

Игнат не шелохнулся. Князь помрачнел, сказал:

– Ты что это, не слышишь?!

– Да, не слышу, – тихо, но твердо ответил Игнат. – Устал я, князь, такое слушать. Мало того, что ты сам словно бес, так теперь еще хочешь, чтобы и я туда же!

– Устал? – сердито спросил князь. – Так отдохни, Игнат. Иди!

Игнат встал. Князь сказал:

– Совсем иди. Устал, так уходи, ты мне усталый не нужен. Совсем уходи. И не трясись! Никто тебя не тронет, не позволю. Иди, пожитки собирай. И серебра дам, и земли; построишься. А хочешь, так велю – и женят. Хочешь?

Игнат молчал, смотрел прямо в глаза, как будто что-то может высмотреть… После сказал: